…Вместо сдачи ларечница сунула мне конфетку Сказки Пушкина.
— Замечательная эстетика! — воскликнул Аверченко. — Лубки ненавидел. До колик. Теперь ни одного не вижу. Замечательно. И вдруг степей калмык… и ныне дикий тунгус…
Мы прошли до площади Добролюбова, полюбовались на замечательный образ великого русского демократа, который, честно говоря, так и не отпечатался в моей башке, ибо я так и не видел его сочинений и знать не знаю, что стоит за его революционным жаром.
Солнце нещадно палило. В голове моей взрывались протуберанцы.
Очередь на такси стояла огромная. Томились мы долго. Машин не было.
Подошел пьяный с огурцом.
— Граждане! Длинный какой огурец! А я его за рупь двадцать отдам! За весь огурец один рупь и двадцать копеек — на бутылку не хватает, граждане!
Другой помятый гражданин, стоявший в очереди, оживился немного, перестал даже покачиваться:
— Покупаю, кореш! Только одно условие…
— Какое еще условие? И так даром отдаю.
— Беру, если навырез!
— Это как навырез? — заинтересовался Аверченко.
— Как арбуз.
— Так он же огурец!?.
— Ну и что?
Мужики препирались минут пять и ушли вместе.
Пьянство, мне показалось в тот момент, это когда шагаешь по смерти то с веселой, то с грустной песней.
Такси мы не дождались. Пошли по Большому проспекту.
Мои размышления прервал спутник. Он посматривал сквозь свою старомодную лорнетку на встречных и наконец высказался:
— Ваши женщины меня удивляют.
— Чем вам наши женщины не нравятся?
— Чрезмерно много, гм, толстеньких. Кустодиев, пардон. С продовольствием плохо, а…
— Конечно, блокадной чаши вы не пригубили, но надо знать, что от голода не только худеют, но и пухнут. Вот они и распухли.
— Нет-нет, я это знаю, но… каждая вторая идет и мороженое ест, сливочное.
— У вас в детстве как было с арифметикой?
— Терпеть не мог.
— Оно и видно. Не каждая вторая идет и что-нибудь жует, а девять из десяти.
— Жуткие попадаются экземпляры.
— Небось вы и женщин Рубенса недолюбливаете?
— Терпеть не могу.
— Мороженое будете?
— После пива?
К этому моменту похмеляющее действие пива уже помогало чуть-чуть. Искушение пропустить стаканчик сухого вина или шампанского в ближайшей забегаловке, то есть, простите, кафе-мороженом, нарастало с каждым шагом. Тоска сжимала сердце и душу, похмельная, безнадежная тоска алкоголика, который знает, что не сможет противостоять ей ничем, кроме как омерзительным стаканом теплого, вызывающего изжогу ркацители.
— Ваш разговор о нашем замечательном мороженом я воспринимаю как намек, — сказал я. — Давайте повернем оверштаг, зайдем в кафе, и я вас угощу пломбиром. Мороженое у нас чрезвычайно дешевое. Некоторые проворные архангельские снабженцы вывозят его из Ленинграда вагонами.
