Вилфред вдруг почувствовал, что его тяготит близость этого постороннего друга, которого он когда-то допустил в свое детство и тот шебаршился где-то рядом, хотя общего у них не было ничего - разве что спертый воздух, которым они оба дышали в классе. Чего ради эти люди вечно лезут к нему со своей откровенностью? Не нужна она ему, она ему глубоко противна. Но не успеешь оглянуться, и тебе уже изливают душу. Всегда им удается накинуть на него холодную, влажную пелену и как бы поймать его в сети. В душе Вилфреда вспыхнуло неподдельное раздражение.
- Может, ты и на качалке изобразишь орла? - спросил он.
Андреас покосился на него с недоверием. Он заглянул в честные голубые глаза своего опасного приятеля-аристократа, который когда-то не раз выручал его из неприятностей, но сам же втягивал его в них. А впрочем, втягивал ли? Самоуверенный Андреас вдруг стал менее уверен в себе. Он бросил взгляд за ограду виллы - туда, где стоял его автомобиль. Это помогло. Спасительная уверенность возвратилась.
- Может статься, - небрежно обронил он. - Отец так привязан к старым вещам. - Он вдруг повернулся лицом к приятелю, и глаза его стали похотливыми. - А я-то думал, ты купил цветы для красотки, с которой всюду ходишь, - сказал он.
Вилфреда передернуло. Убожество мужских чувств, скрытых личиной дружбы, давно уже не удивляло его, но наводило на него тоску, безграничную тоску, как, впрочем, всякая попытка влезть ему в душу со стороны друзей и вообще мужчин. Теперь он мог в два счета и навсегда стереть в порошок этого трагикомического выскочку. Он знал, что довольно слова или взгляда, чтобы его раздавить, потому что расхрабрившаяся личность завела малыша Андреаса, того самого, у кого руки были в бородавках, а уши в чернилах, на такой тонкий лед, что он, того и гляди, проломится - будь ты хоть десять раз орел, Эрн!
- Твой отец очень любил свою качалку, - вместо этого сказал Вилфред.
И в эту же секунду Андреас задрожал, готовый вспыхнуть, чуть ли не ударить. Ноздри у него раздувались. Вилфред принудил себя смотреть на них. И на уголки губ. Бесцветные губы на слишком бледном лице, слишком короткое расстояние между ртом и носом. Теперь можно его сокрушить. А еще лучше усугубить его неуверенность. Вилфред забавлялся.
- Тебе надо бы отпустить бороду, - сказал он. - Тебе пойдет.
И снова в Андреасе произошла перемена. Яркий румянец залил его лицо. Он истерически расхохотался.
- Черт побери, ты и это угадал - откуда? - Он подошел к зеркалу. Вилфред и сам растерялся. - А знаешь что, - быстро обернувшись к нему, сказал Андреас, - сейчас мы с тобой, как положено старым друзьям, разопьем по стаканчику виски, по маленькому... - И, снуя со стаканами и бутылками между шкафом и столом, торопливо, чтобы Вилфред не успел его остановить, затараторил: - Вечно ты, бывало, все угадывал, отчасти это... - Он осекся, сам смутившись от того, что собирался сказать. - Отчасти это и производило впечатление на ребят,- вяло закончил он.
