В какой-то степени своим освобождением он был обязан врожденной сметливости. Если бы тюремный психиатр продолжил свои наблюдения и исследования натуры Сайруса, он смог бы найти подтверждение теории, что генетические факторы, обусловившие его развитие, также определили и ярко выраженную сообразительность. Но не так давно Сайрус получил помощь с неожиданной стороны.
В отделении психиатрической поддержки появился старик. Он заметил Сайруса из-за решетки, и его пальцы зашевелились.
— Привет.
Прошло так много времени с тех пор, когда Сайрус последний раз разговаривал на языке глухонемых с кем-то еще, кроме как с врачом, что он почти забыл, как это делается. Но сначала медленно, а потом все быстрее он стал делать знаки в ответ.
— Привет. Меня зовут...
— Сайрус. Я знаю, как тебя зовут.
— Откуда тебе известно мое имя?
— Я все про тебя знаю, Сайрус. Про тебя и про твою кладовочку.
Сайрус отшатнулся и вернулся в камеру, где до конца дня пролежал, скрючившись, на полу в углу, пока в голове у него бушевали голоса. Но на следующий день он снова подошел к самому краю зоны отдыха, и старик ждал его. Он знал. Он знал, что Сайрус снова придет к нему.
Сайрус начал делать знаки руками:
— Что тебе надо?
— Мне надо кое-что тебе отдать.
— Что?
Старик сделал паузу, потом изобразил знак, тот самый, который Сайрус сам показывал себе в темноте, когда почти не оставалось сил выносить все вокруг и ему нужна была хоть какая-то надежда, хоть что-то, за что можно ухватиться и к чему можно стремиться.
— Женщина. Я дам тебе женщину.
Всего на расстоянии каких-то метров от того места, где лежал Сайрус, в своей камере Фолкнер опустился на колени и стал молиться за успех. Он знал, что, появившись здесь, он найдет хоть кого-то, кого сможет использовать в своих целях. Обитатели прежней тюрьмы были для него бесполезны; там не содержали заключенных с большими сроками, а другие были ему не нужны. Поэтому он поранил себя, из-за чего пришлось перевести его в отделение психиатрической помощи, что приблизило его к более подходящему контингенту. Он думал, что все будет сложнее, чем получилось на самом деле. Он заметил Найрна практически сразу же, почувствовал его боль. Фолкнер плотнее сомкнул пальцы и стал молиться громче.
Охранник Энсон приблизился к камере практически бесшумно, замер, вглядываясь в стоявшую на коленях старческую фигуру. Его рука мелькнула в точном, отработанном движении, и над головой молящегося просвистел резиновый шнур. Затем, бросив мгновенный взгляд через плечо, Энсон соединил концы шнура и привлек извивающегося Фолкнера к решетке. Он подтянул его ближе и схватил старика за подбородок.
