Надеюсь, этим кем-то буду не я.
В ту ночь я проснулся от шума внизу. Когда, накинув халат, я оставил спящую Рейчел и спустился вниз, оказалось, что входная дверь приоткрыта. На крыльце сидел Эйнджел, одетый в спортивные штаны и потрепанную футболку. Он вытянул вперед босые ноги и со стаканом молока в руках обозревал залитые лунным светом болота. С запада раздавались крики совы, то пронзительные, то приглушенные. Я знал, что птицы гнездились на кладбище Блэк Пойнт. Иногда в ночи фары проезжающей машины выхватывали из темноты силуэты птиц, спускающихся к верхушкам деревьев; нередко в их когтях можно было разглядеть все еще бьющуюся мышь.
— Что, совы не дают уснуть?
Он глянул на меня через плечо, и что-то от прежнего Эйнджела мелькнуло в его улыбке.
— Мне не дает уснуть тишина. Как ты вообще спишь в такой тишине?
— Могу пойти подудеть в свой рог или поругаться по-арабски, если это тебе как-то поможет.
— Да ладно...
Комары кружились вокруг нас, выжидая момент, чтобы напиться крови. Я взял с подоконника спички, поджег уголек, чтобы отпугнуть их, и сел рядом с ним. Он предложил мне стакан.
— Будешь?
— Нет, спасибо, я пытаюсь бросить.
— И правильно. Кальций сведет тебя в могилу.
Он сделал небольшой глоток.
— Волнуешься насчет нее?
— Ты о Рейчел?
— Ну, да. Не буду же я спрашивать о Челси Клинтон.
— Она в порядке. Кстати, я слышал, что Челси неплохо справляется в колледже, так что у нее тоже все путем.
Эйнджел улыбнулся, и лицо его словно на миг озарилось.
— Ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю. Иногда бывает, волнуюсь. Порой мне становится так страшно, что я выхожу сюда, сижу в темноте, глядя на болота, и молюсь за нее. За нее и за малыша. Честно говоря, я думаю, что мы уже достаточно натерпелись. Пора бы и передохнуть немного.
— Здесь в такую ночь можно на это надеяться, — сказал он. — Тут очень мило. Спокойно.
— Ты начинаешь подумывать о том, чтобы удалиться на покой в эти края? В таком случае мне пора паковать вещи.
— Да нет, я слишком люблю город. Но здесь можно отдыхать.
— У меня в сарае водятся змеи...
— У всех нас свой гадючник. И что ты собираешься с ними делать?
— Оставлю в покое. Может, когда-нибудь они уйдут, или что-нибудь с ними случится.
— А если нет?
— Тогда придется самому с ними разобраться. Не хочешь сказать, что ты здесь делаешь?
— Спина болит, — ответил он просто. — И бедра тоже — там, где они содрали с меня кожу.
Ночные тени настолько отчетливо отражались в его глазах, будто стали частью его, как если бы частички темного мира нашли свое пристанище в его душе.
