— Шо засавяет вас так бесокоица? Не соит та переживати.
Я поблагодарил его и уже собирался повесить трубку, когда он заговорил снова:
— А паень все жа ни убиал деушку. Он всретил деушку.
Мне пришлось дважды попросить его повторить одну и ту же фразу, пока я в конце концов не понял, что именно он хотел мне сообщить.
— Он сказал вам, что не убивал ее? Вы говорили с ним об этом?
— Угу-у-у... Он увеяет мея, чито ни тогал ие.
— Он сказал вам что-нибудь еще?
— Да, казал. Казал, чито очин бойца.
— Боится чего?
— Де полиции. Де енщины.
— Какой женщины?
— Сашного пизака, каториго он всетил ночю на Конгари. Эта енщина пасаянна пуугаит иго.
Мне опять пришлось попросить его повторить сказанное. В итоге я понял, что он говорил о каких-то привидениях.
— Вы говорите мне о том, что существует призрак женщины на Конгари?
— Угу-у.
— И это та самая женщина, которую видел Атис?
— Я точа ни заю, но умаю, чито так.
— А вы знаете, кто она такая?
— Не, точа я ни магоу нисего казат, но заю, чито ана спит на «Божестенном акре».
«Божественный акр». Это кладбище.
Я попросил его постараться выяснить еще что-нибудь у Атиса, потому что у меня все еще оставалось впечатление, что парень знал больше, чем говорил. Старик обещал попытаться, но не был уверен, что у него это получится.
Теперь я оказался во французском квартале между Митинг-стрит и Ист-Бэй. Откуда-то издалека доносились шум машин и отдельные громкие голоса отдыхающих, но вокруг не было ни души.
А потом, проходя по аллее Юнити, я внезапно услышал пение. Кто-то пел очень милым детским голоском. Голосок напевал отрывок из старого номера Роба Стэнли «Дьявольская Мэри», но звучало это так, будто ребенок не знал всей песни целиком или, может быть, просто решил напеть свой любимый отрывок:
В молочной лавочке,
В молочной лавочке
Я встретил девушку,
Я встретил лапочку.
И губки крали, словно розы, рдели,
И звали кралю Дьявольская Мэри...
Пение прекратилось, и из темноты аллеи на свет вышла девочка.
— Эй, мистер, — протянула она. — Огоньку не найдется?
Я остановился. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать. Под короткой узкой черной юбчонкой никаких чулок. Ее голые ноги были слишком белыми, а из-под черной кургузой маечки виднелся пупок. Лицо, также очень бледное и грязное, уродовали непристойный макияж вокруг глаз и, словно рана, полоска слишком яркой красной помады на губах. Девочка покачивалась на высоченных каблуках, но все равно смотрелась не намного выше. Грязные каштановые волосы частично скрывали ее лицо. Темнота словно крутилась вокруг девочки так, как если бы она стояла под освещенным луной деревом, ветви которого тихонько колыхались, поддаваясь ночному ветру. Ее лицо казалось мне до боли знакомым. Так детская фотография несет отпечаток черт женщины, в которую превратится ребенок. У меня, однако, возникло ощущение, что сначала я видел женщину, а теперь мне словно позволили взглянуть на ребенка, которым она когда-то была.
