С недавнего времени сын часто стал задавать вопросы, расспрашивать о нем, и женщину угнетала мысль о том, что приходится постоянно лгать и эта ложь причиняет боль Дэнни. Казалось, что у мальчика сохранились смутные воспоминания об отце, он плакал, когда мать говорила ему, что он умер. Как это ни странно, в первый раз он не заплакал, зато во второй раз разразился потоком слез, словно ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать факт смерти отца и понять, что это означает для него.
— Как он умер?
— Автокатастрофа.
— Где?
— Во Флориде.
— Почему он оказался во Флориде?
— Он там работал.
— Чем он занимался?
— Продавал вещи.
— Какие вещи?
Страдания. Боль. Страх.
— Он продавал машины.
— Он похоронен, как другие люди, на кладбище?
— Да, похоронен.
— Мы сможем навестить его могилу?
— Когда-нибудь.
Когда-нибудь. Когда-нибудь она будет вынуждена рассказать ему правду, но не теперь. После этого будет достаточно времени для гнева, боли и обвинений. Но сейчас, он ее Дэнни, и она защитит его от прошлого и от ошибок, которые совершила сама. Она протянула руку и взъерошила его волосы, но он, похоже, понял ее жест как разрешение и плюхнулся опять на свободное место рядом с ней.
— Нет, Дэнни, больше нельзя. Иди спать.
— Ма-ам.
— Нет. Отправляйся спать сейчас же, Дэнни Эллиот. Ты хочешь, чтобы я встала с этого места?
Дэнни бросил на нее недовольный взгляд и затопал прочь. Она слышала его шаги, пока он поднимался вверх по лестнице, потом хлопнула дверь в его спальню, и почти сразу раздался протестующий скрип кровати, когда он рухнул на нее всем телом.
Она перевела дыхание и глубоко вздохнула, затем сняла очки. Ее руки дрожали. Удивительно, что всю свою недолгую жизнь Дэнни подчинялся режиму и условиям существования, которые были ему навязаны. Первые два с половиной года они с Мэриэнн постоянно находились в движении, старались не задерживаться подолгу в одном месте, пересекали страну из конца в конец, чтобы избежать любого преследования. Это было ужасное время. Мэриэнн казалось, что они с сыном стали составной частью безликих и безымянных городков, как будто проносящихся перед ними одним смазанным пятном, словно кадры фильма, снятые неопытным оператором, который забыл навести резкость. Первые месяцы были самыми тяжелыми. Она просыпалась от любого скрипа половиц, звука с улицы, стука веток по оконному стеклу. Даже звук включения кондиционера в дешевых мотелях заставлял ее в страхе просыпаться.
Но ужаснее всего было, когда полосы света от фар проносящихся мимо мотеля машин пересекали их комнату и она слышала мужские голоса. Иногда они смеялись, и тогда она чувствовала облегчение. Она боялась спокойных голосов, потому что знала: когда они придут за ней, они сделают это так тихо, что у нее не будет времени даже на то, чтобы отреагировать, а тем более сбежать.
