Плохие люди | страница 53

«Пусть это прекратится, — умолял он. — Пожалуйста, пусть это прекратится».

И тут в окне появилось лицо, мальчишеское лицо с темными глазами и синеватой кожей. Мальчик протянул руку, словно хотел дотронуться до стекла, но не прикоснулся к нему. Вместо этого он смотрел, как человек в форме ворочается на кровати, пока, наконец, боль не начала отпускать его, и Джо Дюпре провалился в неспокойный сон. В нем были тревожный шепот, скольжение серых фигур в подземных коридорах и мальчик, который не сводил с глаз с великана, пока тот спал.

Будешь знать, жена.

Сон закончился, и события поплыли перед глазами Молоха, словно стена дождя. Это было так, словно огромное количество фотографий разорванных в клочки, перемешали друг с другом, так что люди на них приветливо улыбались толпе незнакомцев. Но и в этом коллаже он всегда оставался одним и тем же в кружащемся водовороте воспоминаний. Вот он сидит рядом с родителями, которых видит первый раз в жизни, среди братьев и сестер, которые давно уже умерли. Мальчишкой он бежит по песку, шлепая босыми ногами в накатившей волне; держит рыбу на крючке; плачет у костра. Это была его история, его прошлое, хоть, казалось, в нем билась не одна жизнь, но многие. Некоторые образы казались четче, чем другие, некоторые детали более различимы, но все они были связаны с ним, все являлись звеньями великой цепи его существования. Он был ярким и бесцветным. Черным и белым. Он принадлежал к данному времени и при этом ни к одному из времен.

Молох проснулся, чувствуя, как за ним наблюдают. Он почувствовал, что грубый материал, из которого сделана подушка, промок: он опять вспотел во сне. Ему казалось, он чувствует запах женщины, к которой прижался лицом, ощущает ее кожу, ее плоть, раздираемую ножом. Он пошевелился на койке, но не встал. Вместо этого ему хотелось вычислить наблюдателя по запаху, по дыханию и негромкому позвякиванию предметов, прикрепленных к его поясу. Образы из сна все еще проносились перед мысленным взором Молоха, и он вдруг понял, что стал слишком восприимчив, но заставил себя сосредоточиться на человеке, стоящем по другую сторону решетки. Это была полезная практика. Заключение так сильно ограничивало его способности, что он был рад любой возможности лишний раз их отшлифовать. Самое худшее в тюрьме было то, что жизнь здесь текла монотонно, каждый день был нестерпимо похож на предыдущий, так что каждый здесь становился провидцем, предсказателем судьбы, способным предугадать, где человек будет в тот или иной час дня; неотвратимость наступления этих событий может быть нарушена только внезапной болезнью или актом насилия.