В «Ру де ля Курс» под потолком лениво вращали лопастями вентиляторы, стены походили на измятое олово, а на столах стояли лампы, освещавшие все вокруг приглушенным зеленым светом. Его удивляло, что эта кофейня до сих пор не превратилась в бар, ведь стоило только вложить в дело немного денег. Может, когда-то здесь и был бар: белая вывеска на двери обещала, что внутри можно отведать пива и вина, тогда как на доске, висящей за стойкой, было предложено только около сорока способов приготовления кофе и чая, что-то там со льдом или с молоком. Седоволосый человек по имени Шеферд предпочитал кофе, приготовленный по-старому, с небольшим количеством молока и с еще меньшим количеством суеты. Его не волновало, что здесь нельзя было выпить. За ним такой привычки не наблюдалось. Он слишком часто видел, как алкоголь делает из мужчин и женщин дураков. По правде говоря, у Шеферда вообще почти не было общепризнанных недостатков: он не курил, не употреблял наркотики, а его половое влечение было практически на нуле. Его не интересовали ни женщины ни тем более мужчины, но он старался, чтобы и те и другие думали, что по этой части он не отличается от большинства людей.
И вот он сидел и потягивал кофе из кружки, украшенной изображением мужчины в плаще, сидящего за столом и читающего газету, что было весьма символично, потому что Шеферд тоже был в плаще и сидел за столиком, читая газету. Замкнутый круг. За два столика от него сидела молодая женщина, одетая в зеленый халат медперсонала и что-то записывала в блокнот. Похоже, она почувствовала его взгляд и перехватила его. Он как ни в чем не бывало улыбнулся ей и вернулся к чтению газеты.
Шеферду не нравился Новый Орлеан. Это был город Третьего мира, затесавшийся в экономически развитую страну. Здесь настолько привыкли к взяткам, что коррупция казалась не болезнью общества, а чем-то абсолютно естественным. Прогуливаясь по этим улицам, Шеферд наблюдал моральное уродство, потерю всех нравственных устоев, которые никто даже не стремился прикрыть. Со своего места в кафе он видел, как человек с грубым лицом покачивается на пороге злачного местечка и массивная женщина с лицом еще более топорным стоит за его спиной; складки жира перекатываются под ее одеждой. «Зачем люди вообще ходят в такие места? — подумал Шеферд. — Чтобы быть ограбленными, или постоять под дулом пистолета, или вдохнуть запах дешевых духов, исходящий от женщины, которая стоит едва ли на ступень выше, чем проститутка?» Это разложение духа отталкивало его, но, по крайней мере, оно было очевидным, его никто не скрывал. Были и другие виды разложения, более глубинные и неразличимые.
