— Не бойся. Говори, — Параскева запахнула шубу плотнее, ибо ветер усиливался.
Радим пробежал взглядом по лицам присутствующих, чтобы в будущем знать точно, кому доверил ужасную тайну.
— В эту ночь умер не только Ян Творимирыч, но и холоп, смерть которого воевода велел скрывать.
— И что? Я знаю об этом.
— А видела ли матушка боярыня оба тела?
— Что ты молвишь, скоморох! Нет в том радости — покойников разглядывать.
— Ежели б видела, то поняла, что оба умерли одинаковой смертью. От одной отравы.
— Отравы? — Параскева нахмурилась. — Кто-то решил потравить всех в этом доме?
— Чтоб увериться в правоте моей, надо на Яна Тво-римирыча глянуть. Коли я прав, губы его зелеными будут от яда.
Боярыня раздумывала недолго.
— Нет ничего проще. Я как раз собиралась к святому Клименту идти. Пойдем вместе.
— Можно я тут побуду? А то боюсь мертвецов с детства, — взмолился Богдан.
— В церкву войти боишься? — подозрительно покосилась на него Параскева.
— А то! Там же покойник! Да еще вот Радим говорит, что тот с зелеными губами! Жуть-то какая!
— Ян умер добрым христианином. И нечего бояться. В храме Божьем с тобой ничего не приключится.
Дальнейшие споры были бесполезны. Боярыня в сопровождении свиты направилась прочь со двора.
— Что, понял, как тяжела скоморошья доля? — спросил Радим.
— Ох, не говори. Втравил ты меня. Я думал, с Коло скоморохов дело иметь придется, а тут такое… — Богдан похлопал себя по пузу. — Может, подменишь меня на денек? Отъешься. А то вон какой худой…
— Не, Богдан. Я ж обещал боярыне отравителей выискать. Вот на след напал. Негоже посередь поля борону бросать.
— Ого, землепашец-следопыт… Кашу тут, между прочим, готовят чудную. Пальчики оближешь.
Церковь Климента Римского представляла собой высокий сруб, увенчанный широкой маковкой из блестящей меди. С трех сторон были пристроены небольшие клети. Первая служила преддверием, две прочие — отдельными молельнями. Войдя внутрь, Радим очередной раз подивился богатству христианских храмов. Все здесь сверкало золотом и яркими красками. Более двух Дюжин восковых свечей освещали убранство церкви, не оставляя в ней места для темных уголков. В центре, у алтаря, на помосте, покрытом алой паволокой, лежало тело Яна Творимирыча. Он был одет в парадные одежды, включавшие богатую, парчовую шубу и горностаевую шапку. У ног покойника стоял большой кувшин вина и лежал круглый каравай хлеба. В изголовье пресвитер в длинной белой столе, зеленой фелоне с омофором, расшитым черными крестами, шептал молитвы на греческом языке. Вдоль стен на коленях стояли те, кто пришел попрощаться с боярином.
