От таких мыслей моральный дух портится.
Я понимаю, если б ты в Союзе служил. И не в спецназе ВДВ, а в мотострелках. В танкисты тебя б из-за роста не взяли. У нас таких больших танков еще не делают. Так что лучше думай, как дома девчонкам будешь свою службу в элитарных частях расписывать. Будешь девчонкам лапшу вешать, Агеев?
— Так точно, товарищ капитан! Я ж подписку давал ничего не рассказывать.
Только и останется, что лапшу вешать. Товарищ капитан, хотите, я вам тоже такую накидку из листьев сделаю?
Они разговаривали под мерный гул дождя и непонятный трамтарарам, доносящийся из Губигу. Стояли в темноте, как два водопада.
— Спасибо, Сань. Я с тобой долго лясы точить не буду. Слышь, как местное население в дождь раздухарилось? Сходим с прапорщиком — посмотрим. А секретной подпиской ты мне мозги не законопачивай. Одно хорошо: бабы в географии не сильны. Мой тебе совет, Сань: когда милая совсем вопросами про интернациональный долг замордует, рассказывай. Только названия меняй. Называй другой город, другую страну, другую деревню. Мы сейчас в Дагомее, а ты говори, что был в Конго.
Люди черные, солнце горячее, не запутаешься. Для потенциального противника — дезинформация.
Проверив остальные три поста, капитан вернулся к палаткам и позвал:
— Серега!
Перед ним немедленно вырос еще один водопад: прапорщик Иванов. Он словно поджидал, когда друг позовет проветриться.
Иссохшая, потрескавшаяся земля превратилась в хлюпающее болото. Весь короткий путь до деревни капитан с прапорщиком чертыхались, выдергивая ноги из хваткой жижи. Тарарам становился все ближе. Странный свет бесновался в деревне и тянулся навстречу дождю.
Иванов шел первым.
— Пожар у них там, что ли?
— В такую погоду если очень захочешь, не загорится.
Они обогнули несколько лачуг и буквально ввалились на центральную площадь. Здесь Кондратьев впервые увидел вождя Нбаби и его дочь Зуби.
Сейчас он увидел другое. Повсюду пылали странные негаснущие факелы. Надсаживались под своим навесом там-тамы.
Население Губигу сошло с ума.
Застыв на неосвещенном краю площади, мокрые вояки глядели на мокрых негров.
— В одном они правы, — протянул прапорщик. — В такую погоду бессмысленно одеваться.
Не отрываясь от зрелища, капитан промямлил:
— Представь, как бы мы сюда приперлись. В чем мать родила. Но с оружием, в ремнях, с подсумками…
— И со штык-ножами аккурат на своем месте, — дополнил прапорщик.
Черные люди, и стар и млад, плясали.
Может, правильнее сказать, что черные молились. Может, это коллективная молитва такая. С воплями, прыжками и чувственными объятиями.
