Он снова отыскал фигурку Зуби. Поразительные пропорции. Она сидела, опираясь на локти, подставив себя солнцу. Надменные ленинградки позавидовали бы изгибам ее тела.
Вдруг она повернула голову. Кондратьев смутился, но виду не показал. Продолжал смотреть на девушку. Несколько мгновений Зуби не сводила с него глаз.
«Черт, — выругался про себя капитан, — что это ты, парень, тушуешься? Занимаешься колониальными делами, так и веди себя, как колонизатор. Здесь же в самом деле не Питер!»
Их глаза снова встретились. Вспомнив какой-то фильм об англичанах в Индии, Кондратьев довольно небрежно помахал рукой. Ко мне, мол.
Девица медленно поднялась. Подружки бессовестно наблюдали, как она шла к белому офицеру. Кондратьев почувствовал, что краснеет.
Он не черный, ему краснеть как раз не положено. Она шла с достоинством дочери вождя. Величаво. Кондратьев вспомнил высокомерный вид ее отца. Умеют эти черные держать лицо!
Зуби уселась в полуметре от капитана.
В той же позе, что и прежде, — подставив себя солнцу. Кожа ее успела совершенно обсохнуть после купания.
Усилием воли Кондратьев вызвал в уме образ бесцеремонного англичанина среди хохочущих индусок.
— Ты самая красивая девушка Дагомеи, — выдавил капитан. — В Порто-Ново с тобой никто не сравнится.
Его французский звучал великолепно.
Трижды прав был нарком Луначарский: невозможен культурный человек без знания языков.
Она поняла. Чуть улыбнулась. Но не смутилась, как смущаются от комплиментов русские девчонки. Дети природы ведут себя естественно. У них не принято скрывать чувства.
Потому и комплименты здесь подойдут тяжелые, толстые. Как танки.
Капитан не стерпел. Дотронулся долее плеча. Оно оказалось именно той упругости, какую он ожидал. В этой девушке все без обмана.
Думаешь, что она может подарить неземное наслаждение, значит, жди. Подарит именно неземное. Капитан рассматривал теперь бритую голову. Кожа на ней была чуть светлее, чем на лице. Едва отросшие волоски походили на мох. Под кожей виднелись вены.
Кондратьев вновь не удержался. Чуть прикоснулся пальцем к одной из вен. Осторожно провел по этому кровяному руслу.
Девушка не шевелилась. Застыла под солнцем. Огромные глаза закрыты.
Томление, которое десять минут назад можно было назвать смутным, превратилось в очевидное пронзительное желание.
Капитан силился сказать что-нибудь ласковое, но от прикосновений к женской плоти дыхание перехватило, а французские слова куда-то разбежались.
Иногда ротой много легче командовать, чем собственным языком.
