— Точно, на дерьме, — кивнул капитан. — Ты, чем на это дерьмо пялиться, посчитай-ка, сколько их тут уже. С точностью до десяти человек.
— Есть! — козырнул Агеев. — Всех считать или только взрослых?
Капитан на мгновение задумался и сказал:
— Да, дети нам статистику исказят. Негритоски непрерывно рожают, но мало кто из детей доживает до взросления. Голод, болезни, жестокое обращение. Считай взрослых. Их тут меньше половины.
Взгляд сержанта пополз по лицам.
Один, два, три, четыре… Господи, какие порой встречались уроды!..
Тридцать два, тридцать три… Неужели и мы им кажемся уродами?.. Сто шестьдесят четыре, сто шестьдесят пять… Глаза невольно задерживались на детях лет трех-четырех. На их лицах и волосах густо сидели мухи. Триста девяносто восемь, триста девяносто девять… «Дети спасают взрослых от мух, — подумал сержант. — На нежной детской кожице мухам сидеть приятней…»
Кондратьев между тем присматривал за вождем. Лопаясь от надменности, старый Нбаби давал какие-то указания соплеменникам. Над площадью вокруг кряжистого, как дуб, дерева звенели странные звуки языка народа фон.
«Зуби! — воскликнул про себя Кондратьев. — Черная Венера!»
Девушка вернулась с реки одной из последних. И сразу же — капитан готов был поклясться! — бросила быстрый взгляд на него.
Наконец приток людей на площадь прекратился. Видно, даже самые трусливые и медлительные вернулись с реки. На небе царил пунцовый африканский закат.
Площадь была черным-черна от голых тел.
Казалось, в мире остались два этих цвета.
Пунцовый. И черный.
Вождь Нбаби воздел к гаснущему светилу руки и что-то сказал, рассыпав несколько слов-колокольчиков.
Из толпы выбежал одетый в балахон негр с раскрашенным лицом. Он стал кружиться, припрыгивая и подвывая, вокруг дерева и вокруг вождя. Застучали барабаны. Они стояли здесь же под навесом из коровьей шкуры.
— Что за чувак, товарищ капитан? — шепнул сержант. — Почему в материю завернулся? Чем он лучше других?
— Шаман, наверно, — так же шепотом, чтобы не оскорбить религиозных чувств хозяев, ответил Кондратьев. — Впрочем, шаманы в Сибири, у якутов. Или на Чукотке. Здесь колдуны.
Общее собрание народа фон рухнуло ниц как подкошенное. По чьей-то команде племя распростерлось в пыли. Перед двумя русскими десантниками. И сам вождь с надменной физиономией. И прекрасная Зуби, дочь вождя. Сержант Агеев отвалил нижнюю челюсть. Трудно быть Богом.
Капитан напустил серьезный вид и сказал:
— Французы на славу поработали с ними, а, Сань? Вот, блин, порядок. Белый человек — Бог. И никаких гвоздей.
