– Пойдем туда же?
Она кивнула.
– А еще лучше – полезли на крышу!
Она кивнула.
– Только там холодно.
Она не спросила – зачем, она не сказала, что там нечего делать, она не делала никаких поз – она просто не хотела мерзнуть.
– Сейчас! – Я улетел и прилетел через минуту со своей курткой.
…Мы поднялись по железной – в два пролета– лестнице и через очень низкую – по плечи – дверь вышли на крышу. Карат посмотрел на нас снизу, высунув язык, и решительно полез следом. Наверху был легкий ветер, влажная тишина, холодный блеск, капли воды, запах потревоженной дождем крыши и мрачные силуэты антенн. Плоская кровля исчезала в темноте. Карат рванул, услышав легкий живой звук крыльев какой-то птицы. Он исчез, как мохнатая молния…
Я развернул куртку, накинул ей на плечи.
– Ты выше меня, – сказал я.
– Это плохо?
– Это здо?рово!
– Дай зажигалку…
Она курила какие-то длинные сигареты с белым фильтром. У нее были изумительной красоты руки – я видел это даже в темноте.
– Что это ты пел?
– Трудно сказать. Просто тебе пел.
– »Это ли не радость – когда тоска»… Странно. Это что, ты сам написал?
– Ага. Но я никогда не пел эту песню. Некому было.
– А сейчас есть кому?
– Сейчас есть. Я тебя нашел.
Она помолчала. Потом подошла к бетонному парапету и стала смотреть в темноту, в дождь, в ветер. Я подошел сзади и обнял ее…
– «…Я – ангел цвета тоски и осени.
Когда приходят дни, сотканные из пепла,
Я радуюсь, что могу стоять под дождем –
Последний, кто знает, как это делать.
Я – как дерево на фоне дыма,
Которое качается, уже умерев.
Я – крик, растянутый на сотни лет.
Просто слушать его нет времени.
Никому нет дела, где у меня сердце…
Время – последнее, что у меня осталось.
У ненастья всегда привкус вечности…
Я – ангел, любящий холодный дождь…»
Я говорил ей это в ухо нежно, как только мог. Я дышал запахом ее волос. Где-то внизу горел фонарь и было видно как холодный свет уходит облаком в небо и в этой умирающем свете летели капли, как искры. Дождь был мелкий, осенний, с непонятно откуда и куда идущим ветром. Он почти затихал временами, а потом снова рвался из темноты и было видно, как летящие вниз капли начинают лететь вбок и вверх. Дождь, идущий вверх. Временам он вдруг застывал в воздухе, словно не зная – куда ему.
– Это что, тоже ты? – спросила она.
– Нет, Лиса. Я даже и не знаю, кто это. У меня был сборничек каких-то модернистов на английском. Я пытался переводить. Не получилось. Но вот это запомнил. Осеннее одиночество. Каряя вода. Мокрый шелест листьев. Невозможность умереть. Плохо быть ангелом, Лиса.
