– Кажется, я выполнил свою миссию. Простите. Мне пора.
Было тихо в комнате; ветер с гудением проносился за стенами дома.
Она не ответила. Только повернулась и посмотрела как бы просящими помощи глазами, и он совсем близко увидел виновато подрагивающие уголки ее губ.
– Нина, что ты хотела сказать? Что ты хотела сказать?.. - вдруг с трудом, вполголоса заговорил он, видя эти ее виновато и робко вздрагивающие губы, и не договорил, и так порывисто и неловко обнял за плечи, целуя ее, - стукнулся зубами о ее зубы.
"Кто она? Как это получилось?"
Он оделся, и тут ему бросилось в глаза: прижатая ножками будильника, на тумбочке белела записка.
Он осторожно взял ее - мелкий круглый почерк был странен, незнаком, бисерные буквы летели:
"Сережа! Я ушла. Все на столе. Делай что Хочешь. До вечера. Нина".
Звонко тикал будильник, и этот единственный звук подчеркивал безмолвную пустоту квартиры.
Сергей стал ходить по комнате, в смолистом свете утра теплел воздух, становился розовым, и вещи Нины - ее серый свитер на спинке стула, ее узкие туфли под тахтой - тоже мягко теплели от зари. Это были ее вещи, которые она носила, надевала, которые прикасались к ее телу.
"Кто она? Как это получилось?"
Он долго глядел в окно.
После вчерашней метели двор, крыши сараев были наглухо завалены розовеющим свежим снегом, на крышах четкими крестиками чернели по чистой пелене следы ворон… И эти следы на утреннем снегу тихим и сладким толчком тревоги отдавались в нем, стиснули горло.
Он вернулся домой в десятом часу утра.
Сквозь сон смутно донесся возмущенный шепот Аси, ворчливое бормотание отца - голоса жужжали, колыхались где-то рядом, и в полудреме он старался вспомнить, что было вчера - неожиданное, оглушающее, счастливое, - все, что случилось с ним.
И, уже очнувшись от сна, Сергей с минуту еще лежал, не размыкая глаз, слыша около себя голос Аси, и почему-то хотелось улыбнуться от звенящего и горячего чувства радости.
– Папа, он сопьется - каждый день возвращается на рассвете! Уверена, ходит к каким-то гадким женщинам. Его пиджак пахнет отвратительными духами. Ты чувствуешь? Именно не одеколоном, а духами…
– Не замечаю, - скрипуче отвечал отец. - Вообще, скажи, пожалуйста, откуда это у тебя - "гадкие женщины"? В твои годы странные познания! Духи… какие духи?
– У тебя нет нюха, - со слезами в голосе выговорила Ася. - Я давно говорила. Тебе что керосин, что духи - одно и то же! - И с негодованием воскликнула: - Ужас какой!
