Публицистика | страница 28
Наша литература о годах войны многообразна, многостильна потому, что с разных сторон пытается раскрыть характер времени и человека сороковых годов. И объективно спокойная сосредоточенность романов, и почти дневниковая лаконичная экспрессивность повестей и рассказов дают возможность - если перед нами талантливый художник - исследовать душу народа, независимо от того, какие погоны носит персонаж - солдатские или генеральские, независимо от того, где сконцентрировано действие - в окопе переднего края или на КП армии, независимо от того, молодые это герои или люди многоопытные и пожившие уже.
В зависимости от комплекса проблем у каждого современного писателя есть круг своих героев, так же как были свои герои у художников XIX столетия или в советской прозе двадцатых-тридцатых годов.
Но я совершенно убежден, что последняя война, исполненные драматизма сороковые годы дают возможность искусству проникнуть в глубинную суть народного характера, в то, что Толстой называл "теплотой патриотизма". Думаю, что это чувство по извечной силе своей равно чувству материнского или отцовского инстинкта любви, то есть тому великому чувству, без которого человек не имеет права называться человеком.
В чем же я вижу значение современной литературы?
Подлинные произведения искусства - это колоссальная духовная энергия народа. Это опыт его и память, запечатлевшая и вобравшая в себя величие, движение и противоречия эпохи.
Рискну сказать, что литературный образ - это зеркало в него вглядывается читатель и, коли так можно выразиться, изменяет свое внутреннее выражение, которое становится то любящим, добрым и сочувственным если герой близок ему), то хмурым и отталкивающим (если герой неприятен ему), то мечтательным (если в герое есть нечто недосягаемое), то есть человек вглядывается в самого себя, и в той или иной степени происходит некий душевный сдвиг.
Во всем этом и есть стремление к совершенству.
ГЕНИАЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ
В спорах о современном стиле часто проскальзывает или нарочито заостряется мысль о какой-то ультрасовременной телеграфной краткости прозы. Порой спорщики пекутся о времени нашего читателя, которому "не поднять толстый роман", ибо есть полуторачасовое кино, телевизор и иные технические чуда XX века.
Современен ли Толстой с его многотомными романами, с его подробнейшими описаниями состояния и чувств человека, с его детальнейшим исследованием души в ее тончайших проявлениях? Разумеется, вопрос этот смешон, применимый к гению - к художнику, имя которого, видимо, знают или слышали все на нашей планете.