Сами особенности тела многое говорили об образе жизни этих тварей. Забравшись повыше, деревяга поджидала жертву, на которую обрушивалась брюшным гребнем. При весе никак не менее сорока килограммов деревяги могли оглушить довольно крупного ящера и даже переломать ему кости. Шусс Мартина уцелел только потому, что удар пришелся на луку седла, чем и был ослаблен.
– Спасибо за сейсс, – сказал Мартин. – Без него я бы не увернулся.
– Пожалуй, я тоже выпью, – отозвался Хзюка
Мартин пересел на запасного шусса, и они двинулись дальше. В середине ночи, когда оба въехали в очередной лес, Хзюка велел остановиться.
– Побудь здесь, никуда не уходи, – очень внятно сказал он. – Переправа близко. Я посмотрю, потом вернусь за тобой. Деревяг не бойся, в голых деревьях они не водятся. Бойся всего остального.
– Понятно, – вздохнул Мартин.
Голыми деревьями схаи называют гигантские плауны. Изогнутые у земли, наверху их стволы выпрямляются и почти вертикально тянутся к Хассару. Плауны растут редко, небо почти не заслоняют. Но вот само небо, подернутое облаками, света в ту ночь практически не давало.
Сейсс хорошо обостряет чувства, в том числе слух. Мартину казалось, что он слышит плауновый лес весь, как единое целое. В первозданную основу тишины вплетался легкий шум ветра, отдаленный плеск воды, шуршание ночных насекомых. Некоторое время еще слышался легкий шорох шагов Хзюки. Но вскоре они стихли.
Прошло с полчаса. Хзюка не возвращался. Кроме чувств, сейсс обостряет еще и голод. Мартин нащупал в сумке кусочек вяленого мяса и принялся его жевать. В это время сзади и сбоку донесся едва различимый звук. Чуть погодя он повторился.
Мартин торопливо проглотил кусок и насторожился. Он не сомневался в том, что слышал шаги шусса. А шуссы сами по себе в ночном лесу не разгуливают. Ехать же на шуссе здесь мог только хачичей, поскольку Хзюка ушел пешком.
Мартин неподвижно ждал. Вскоре между стволами обозначилась неясная тень. Хачичей крался очень умело. Над подлеском из папоротников возвышались только его голова и плечи. И если бы не обостренный сейссом слух человека, и без того более тонкий, чем у схаев, враг сумел бы подобраться совсем близко
Мартину вдруг стало холодно. Впервые за свою отнюдь не короткую жизнь он оказался перед необходимостью убить мыслящее существо. Причем перед самой настоятельной и недвусмысленной необходимостью. Убить хачичея требовалось непременно, иначе убьет он. Сомнений в этом быть не могло.
