– Конечно, разгромить Колывань, да и Раковор в придачу… Тогда тебе, Олекса, на свейском железе не разжиться! По пяти-шести ветхими кунами завозят!
– Я же и завожу! – поднял голову невольно задетый за живое Олекса. Чего по пяти – по три с половиной стану отдавать! (Колывань еще не взята, скажи хоть и по две куны, поверят! Ох, и покажет же он тогда немцам!) Свои ладьи до Стокгольма пущу!
Сказал и зажмурился аж; так вдруг представились ярко: с в о и черны корабли под белыми парусами по синему морю… Носы вырезные, стяги червленые на кораблях… Эх! Помотал головой, отгоняя видение.
– Михаил Федорович обещался ле?
– Прошали, сказал: буду. Кондрат тоже будет.
– Верно, что поход?
– Поход-то верно, а куда, то еще и Кондрат скажет ли!
– У тебя, Олекса, Кондрат на пиру гостил?
– У меня.
– Вот и у Марка Вышатича был на пиру и у Фомы Захарьича.
– Э, братцы, у тех, кто воском торг ведет, поди, у всех перебывал!
Вощаной торг – всему голова!
– А уж и без нас не стоять Нову-городу! То справедливо ли: торговый суд, городской – и все у Ивана на Опоках?
– Досягни! Примут. Пятьдесят гривен серебра внесешь вкладного?
– Мне не то обидно, что Иваньское братство напереди, а только уж все ведь забрали! И мытное с новоторжцев, смолян, полочан, низовцев одни они берут! Где пристань ихняя, и тут со всех пошлина! У них на братчине, гляди, сам владыка Далмат в соборе служит, дак мало того и юрьевский и антониевский архимандриты на второй-то день! И тысяцкий опеть же в их братстве…
– Дак они и в казну городскую немало дают!
– Неча бога гневить, купцы, ладейное с гостя заморского мы берем! Да и вразнос от немца торговля вся через нас идет, да по волостям немецким товаром тоже мы сами торгуем! В иных землях не так!
– Ганза, она всюду Ганза!
– Не скажи! Тамо они сами и вразнос и по дворам торг ведут.
– Дак зато по морю далее Котлинга нашим от Ганзы ходу нет…
– Тише, купцы! Все собралися? Фома Захарьич речь молвить хочет!
Шум стихал. Фома Захарьич, степенно, оглаживая каштановую бороду, поднялся с лавки:
– Дружья-товарищи! Как рядили, торговый суд наново выбирать, что не все бывали довольны, дак много баять о том теперича без надобности, ать приступим!
– Поговорить надоть! – выкрикнул высоким, визгливым голосом из дальнего угла Еска Иванкович, приятель Касарика самый злой сутяжник и спорщик во всем братстве. – Ты Захарьич, того! Ты нас не обижай! Баять не о чем, и концей нет, знаю! Все знают! Всем вам Касарик не угодил!
