– Кто ты, и зачем пришел? – вопросила она наконец, возможно тверже.
– Ты знаешь меня! – сказал он, смело глядя ей в лицо (Има не сошла с последних ступеней, и лица их оказались на одном уровне). – Я Бальтазар Косса, и я пришел к тебе!
Има внимательно смотрела ему в лицо, не шевелясь. Светильник в ее руке дрожал и потрескивал.
– Ты даже не встречал меня, не разговаривал со мною, не ведаешь, кто я и что я, и пришел ко мне? Ночью? Прямо так? – вымолвила она, наконец. (А груди предательски твердели, и она чуяла сама, как у нее каменеет и подбирается живот.)
– Я видел тебя в церкви! – возразил Косса, прямо глядя в лицо девушки, которая смотрела на него и в глазах ее рос и сгущался мрак неведомых ему глубин. Има не говорила ничего, но Бальтазару вдруг, неведомо с чего, стало стыдно, такая серьезная строгость взора ему была внове и непонятна. Добро бы она трепетала, тряслась, молила о снисхождении или нервно смеялась, отталкивая его руки, изгибаясь, заранее готовая отдаться. Но так вот молчать и глядеть ему в самую душу, и этот темный бархат глаз, и эта спрятанная за ними мысль и мука – все было непонятно ему в этой женщине – девушке ли? На ум вдруг пришло, что ежели у нее есть любовник, то любовник боится ее и трепещет под этим углубленно-серьезным взором. И что ему теперь? Броситься на нее? Ударить? Уйти? Убежать? (Хотя он никогда и ни от кого не убегал!) Или просто пожелать спокойной ночи и отправиться к Бьянке или Сандре, гасить в их объятиях внутренний огонь этой ночи? Он стоял и смотрел, не в силах сделать движения, и она смотрела ему в лицо, и что-то сдвигалось, что-то копилось в этом взаимном молчании, и когда он уже сделал полшага назад, готовясь невесть к чему, Има вымолвила вдруг, спокойно и просто, чуть охрипшим голосом:
– Входи!
Девушка оказалась девственницей. Она молчала, обнимая Коссу за шею, когда он, так же молча, овладевал ею. Она сама помогла сбросить уже разорванную, мешавшую ему рубашку и осталась нагой. Она мгновенно овладела таинством поцелуя, вбирая язык себе в рот и покусывая его твердые жесткие губы. Она за какие-то немногие миги прошла, познала и ад и рай любви. Минуты? Часы? Столетия? протекли с того мига, когда острая боль разорвала ей низ живота и судорога прошла по всему телу, и уже нахлынуло и продолжало царить удивительное ощущение, что он там, внутри, и шевелится, словно ее ребенок!
«Словно мой малыш!» – подумала Има, послушно разводя бедра и всячески помогая ему все глубже и все полнее овладевать ее телом.
