– Ты тот самый, – произнес он так тихо, что ни принц справа от него, ни дерзиец слева ничего не услышали. Он притянул меня к себе, выкручивая мне руку своими стальными пальцами. Я не отрывал глаз от стола. Потом он коснулся льва и сокола на моих щеках. Холод его пальцев на моем лице был страшнее раскаленного железа клейма. – Ты причина всему этому. Катализатор… – Его взгляд бритвой разрезал мою кожу. – Проклятая собственность. Этот Александр оказался намного умнее, чем мы думали. Притащить тебя сюда, под их взгляды… Великолепно. Опасно, – он обращался к самому себе. – Ладно. Он не узнал меня, он не знал наших имен. Я не хотел ничего делать с ним, ничего.
Наверное, мне следовало попытаться читать в душах присутствующих, чтобы найти хоть одну, достойную спасения. Наверное, мне следовало сосредоточиться и вспомнить, как это делается. Если бы меня волновала судьба хотя бы одного из гостей, я вскочил бы и стал выкрикивать предостережения, позабыв о возможном наказании. Но время научило меня думать о последствиях поступков, болезненных последствиях, превосходящих страдания порки или голода, я не мог позабыть о них даже в присутствии этого воплощения ужаса. Как я хотел оказаться в своей дыре в подвале, в темноте. Спрятанный. Спящий. Одинокий.
– Сейонн!
Келидец отпустил мою руку, а я проклял принца за упоминание моего настоящего имени в присутствии демона.
Я быстро обошел келидца и опустился на колени за спиной принца, склонив голову низко, как мог, но чтобы не коснуться при этом его коленей или тарелки.
– Ваше высочество.
– Я хочу, чтобы ты омыл руки моим дорогим гостям.
– Мой господин… – Я едва успел прикусить язык. Что еще он задумал?
Омовение рук после трапезы было обязанностью молодых рабов, привлекательных женщин или юношей, которых гости при желании могли бы забрать с собой на ночь. Я не выполнял подобных обязанностей после того, как мне минуло двадцать пять, и едва ли мои шрамы могли порадовать взгляд.
– А это используй в качестве полотенца, – он сунул мне в руки полосатый оранжевый кусок шелка. Шарф Сьержа.
Слов у меня не было. Я склонил голову и прочел предсмертную молитву, хотя и не верил больше в силу молитв.
В комнате было шумно от разговоров и звона посуды. Но я едва замечал шум, пока шел в другой конец стола за сосудом с горячей водой, в котором плавали розовые лепестки. Маги создавали в воздухе огненные кольца и гирлянды цветов, а я наливал воду в маленькую фарфоровую чашечку для первого из Дома Мезраха. Я не смотрел на него, но чувствовал на себе его взгляд, пока подносил ему чашку. Он был полон недоумения. Раб-мужчина, молодость которого осталась далеко позади, подносит ему воду для омовения. Две испачканных жиром руки погрузились в чашку, он начал тереть их друг о друга, потом замер. Он заметил клеймо на моем лице. Я стоял теперь прямо перед ним. Его руки дрожали, когда он вынул их из воды. Я выплеснул грязную воду в специальный сосуд и протянул ему кусок шелка. Похожий на рычание возглас вырвался из его груди, когда я коснулся его рук шарфом. Он сжал кулаки. Я ожидал удара, но он не ударил меня. Не смог. Слава дерзийским традициям. Потом я перешел к следующему гостю.
