– Врешь! Врешь! Врешь! Не верю тебе! – крикнула Мэри и заткнула пальцами уши.
Но все-таки слова Безила запали ей в душу. А несколько позже жена священника, миссис Кроуфорд, подтвердила, что через несколько дней Мэри отправится к дяде – мистеру Арчибальду Крейвену, который живет в Мисселтуэйт Мэноре. Услышав это, девочка так побледнела, что сердобольная миссис Кроуфорд спешно ободрила ее поцелуем, а мистер Кроуфорд, стоявший рядом, ласково потрепал по плечу. Мэри в ответ лишь поморщилась. Нежности этих людей были ей совсем не нужны и никак не облегчали ее положения.
В тот день, оставшись наедине с мужем, миссис Кроуфорд с неподдельным сочувствием проговорила:
– Бедняжка Мэри! Надо же, мама была такая красивая, а она просто дурнушка. И характер ужасный. Наши дети прозвали ее Мэри-все-наоборот. С их стороны это, конечно, не слишком учтиво. Но я не решилась даже сделать им замечание. Попробуй-ка, вытерпи все ее грубости. Конечно, если бы красавица мать уделяла ребенку чуть больше внимания, Мэри хоть чему-нибудь могла научиться. А теперь, – горестно вздохнула жена священника, – никто и не догадается, что Мэри ее дитя. Ее, бедную, совсем забросили. Даже когда началась эпидемия, просто забыли в детской. Полковник Макгрю говорит, что чуть дара речи не лишился от удивления, когда увидел ее посреди комнаты…
В конце недели Мэри отправилась в длительное путешествие через океан вместе с женой одного офицера, которая везла в Англию двух собственных детей, чтобы устроить их там в школу-пансион. На корабле Мэри вела себя не лучше обычного, и несчастная женщина облегченно вздохнула лишь в тот момент, когда корабль причалил в Лондоне.
– Надеюсь, с возрастом она станет получше, дети ведь часто меняются, – добродушно заметила она, сдавая Мэри с рук на руки экономке мистера Крейвена.
– В таком случае ей надо будет сильно меняться, а в Мисселтуэйте это навряд ли выйдет, – мрачно отозвалась толстая экономка с красными щеками и пронизывающим взглядом. – Не очень-то ценное приобретение эта девочка, – продолжала она. – А нам все хозяин твердил, что мать ее просто красавица. Оно, может, и так, только вот по дочке не видно.
Разговор этот происходил в холле маленькой частной гостиницы. Мэри стояла поодаль, рассматривая в окно кэбы, автобусы и прохожих. Женщины думали, что она их не слышит, но ошиблись. Она расслышала все и теперь пыталась понять, что ждет ее в новом доме, каков ее дядя и почему его называют «горбуном»? В Индии она горбунов никогда не видела. Может быть, там их просто не было. И вдруг Мэри первый раз в жизни подумала, что всегда была как бы ничьей, даже когда у нее был дом и папа с мамой еще не умерли. Остальные дети, которых она знала, принадлежали своим папе и маме. А у нее, Мэри, никого не было, кроме слуг. Она ощутила страшное одиночество. «Ну почему я всегда всем не нравлюсь? – с тоской размышляла она. – Даже слуги меня не любили. И этой толстой, противной дядиной экономке я тоже не нравлюсь!»
