Ленинградская зима | страница 48



– Работа, слов нет, почетная, – сказал белокурый парень с Балтийского судостроительного.

– И материально должно быть прилично, опять же форма, – серьезно сказал маленький, очень красивый паренек.

Гладышев слушал разговор ребят и был уверен, что с ним-то произошло недоразумение, которое сейчас выяснится. И так уже три часа потеряно, придется сидеть над книжками ночью.

Наконец их окликнули из окошечка в стене и выдали пропуска…

С Гладышевым разговаривали двое. Один сидел за столом, и перед ним лежали институтские документы Дмитрия. Другой сидел сбоку на диване. Отвечая на их вопросы, Дмитрий поворачивался то к одному, то к другому, это сбивало с толку. И вопросы были странные, вроде: «Кто мужья всех твоих сестер?» А сестры замуж и не собирались еще…

– Я на тебя, Гладышев, виды имею, хочу в свой отдел взять, – сказал сидевший на диване.

– С тобой говорит начальник отдела товарищ Прокопенко, – пояснил сидевший за столом.

– В общем, Гладышев, картина такова: комсомол посылает тебя на работу к нам. Должен благодарить комсомол за доверие. А нам еще предстоит убедиться, достоин ли ты такого большого доверия. Станешь ты, Гладышев, чекистом. Будешь защищать от врагов завоевания революции. А время пришло опасное… – Прокопенко говорил, разделяя фразы короткими паузами. Дмитрий смотрел на него и видел только его глаза – светло-серые, с желтыми пятнышками вокруг зрачков. – И поскольку ты будешь служить в моем отделе, предупреждаю: все прощу, кроме халатной работы!

– У нас всякая халатность – это прямая помощь врагу, – добавил сидевший за столом.

Прокопенко встал. Он был чуть повыше Дмитрия, лицо у него совсем молодое, на щеках румянец, а виски седые. Военная форма ловко, даже щегольски, сидела на нем, сапоги сияли.

– Тебе все понятно, Гладышев? Чего молчишь?.. Впрочем, лучше молчи, говорить тебе еще нечего. Заполняй анкету и в понедельник выходи на работу.

Дмитрий хотел сказать, объяснить очень твердо и убедительно, что он работать не собирается, что он давно выбрал себе дело и решил только ему посвятить жизнь, он даже привстал немного, чтобы начать, но снова сел и сказал растерянно:

– Я же подал учиться.

– Вся жизнь у тебя впереди, успеешь и поучиться, – строго сказал Прокопенко.

Дима ничего не понимал, растерялся – как это можно, ведь никто не имеет права заставить человека делать что-то против его воли! Он уже решил сказать об этом, но вместо этого произнес невнятно:

– Я без отца не могу…