- Ты не преувеличиваешь страсти-мордасти? - проговорил Васильев не очень серьезным тоном, хотя понимал, что повода для шутки не было. - Может, не стоит ничего осложнять? Жизнь сама по себе есть жизнь, и особенно в твоем возрасте - прекрасна...
Равномерно поскрипывая качалкой, Виктория по-прежнему смотрела в потолок, а темно-серые, пронизанные солнцем глаза ее были далеко в запредельном пространстве, и чуточку была выгнута назад слабая тонкая шея поза равнодушия, усталости, загадочной отстраненности - и все было в ней знакомое, родственное, взятое у Марии поры довоенной юности, и одновременно хрупкое, жалкое, беззащитное перед всем миром.
- Боже, спаси меня, - повторила Виктория и перевела дыхание, точно на самом деле молилась исступленно. - Па, тебе никогда не бывает не по себе от людей? - спросила она шепотом, не поворачивая к нему головы. - Понятно, тебя спасает твоя профессия, ты должен любить всех. А я не могу. И так бывает тяжело, па. И так иногда невыносимо вставать утром.
По ее лицу ходили смутные тени, и он помолчал, зная, о чем она думает, затем с неловкой легковесностью сказал:
- Есть в твоем возрасте одно прекрасное средство, дочь моя. Это жить, как подсказывает биологический закон...
Она взглянула вопросительно.
- Я не сообразила, па. Что значит биологический закон?
- Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет.
- Твой любимый Гете, что ли? - Виктория презрительно повела плечом. Древо? Пышно зеленеет? Он лжет, твой великий поэт, - сказала она непреклонно. - А если и не очень лжет, то пышное дерево цвело когда-то, в девятнадцатом веке, а сейчас его срубили на лесозаготовках для выполнения плана. - Она перестала раскачиваться в кресле, брови ее подрагивали как от смеха. - Ты не заметил, как люди пытаются красиво говорить? Не обратил внимания? А я знаю для чего. Чтобы замаскироваться как следует. И вот ты тоже, так называемый прогрессивный художник, а такую новогоднюю елочную игрушку подарил мне для забавы: "а древо жизни пышно зеленеет". Ну зачем, добрый па, смысл какой?
- Что бы мы ни говорили с тобой, Вика, - сказал Васильев, - а вся наша жизнь - любопытная штука, и молодость - чудесный подарок, который, к сожалению, быстро отбирает время. У тебя этот подарок пока есть - и прочь всякое самоедство! Именно так, Ви! Именно здесь смысл биологического закона.
- Да здравствует биозакон в обстановке трудового и идейного подъема, претворяющий в жизнь предначертания, - сказала Виктория и даже шмыгнула носом, выразив восторг тупого лекторского самодовольства. - Бурная овация и дальше. Гуси, гуси, га, га, га... Есть хотите? Да, да, да. Ну, летите! Нам нельзя, серый волк под горой... Глупость! Нам не страшен серый волк! воскликнула Виктория с передразнивающим победоносным восторгом и легко вскочила, остановив качалку, запахивая дубленку, как если бы счастливо, благополучно кончилось все. - Будем воспринимать жизнь, смеясь!
