- Садись, садись, ежели в подштанниках середь ночи поднял. Устраивайся на диване, кури, - говорил владимирским напевом Лопатин, сгреб с дивана, освобождая место, кипу книг, которые, видимо, просматривал здесь вечером, и начал закуривать сам. - Крепких хочешь? Русский "Голюаз" желаешь? "Дукат" штучка. Продирает насквозь рашпилем!..
- Одевайся, Саша, - сказал Васильев, присаживаясь на диван. - Спать предел глупости. Предлагаю великолепный моцион.
- Куда, мой друг? - Лопатин закурил, швырнул спичку в пепельницу, закашлялся. - Куда и зачем? Опять философия? Читал старика? Или письма Ван-Гога? Надеюсь, ничего драматического не случилось?
- А если?..
- Еще что? Что значит "если"?
- Метель, ветер, снег... а ты спишь... Пойдем, побродим по улицам. Дойдем до Замоскворечья. До Шлюзовой набережной. До Павелецкого вокзала. Ночь прекрасная, а снег пахнет степью, волками и темнотой...
- Да что такое? Почему Замоскворечье? Впрочем - не возражаю. Да, конечно, согласен, - закивал Лопатин, окутывая дымом бороду. - С наслаждением протопаюсь пешком по ночной метелице! Что? Как ты сказал? Пахнет степью, волками и темнотой? Это в цивилизованной-то Москве? Тебя погубит воображение и философия, Володька! Прелесть! Какой ты реалист?
Васильев сказал задумчиво, разминая сигарету:
- Представь, в Замоскворечье снег когда-то пахнул арбузом, Саша. Но это было давно, в детстве... У тебя есть водка? Пожалуй, по рюмке на дорогу выпить бы надо. Ты не против?
- Против? Jamais*! Но ты-то, по-моему, уже по инерции, а? - сказал Лопатин и зашлепал по паркету босыми ногами к шкафчику, достал графин с водкой, желтеющей лимонными корочками, налил в рюмки, глянул вприщур на Васильева легкими умными глазами. - Посошок, что ль? Бедным каликам перехожим. Так, что ли, Володя?
______________
* Никогда! (франц.).
"Нет, такое не может быть по инерции, мне не хочется пить, - подумал Васильев, взяв рюмку, стараясь как через мешающее препятствие понять, когда остроту, прежний интерес его к жизни стало подменять душное беспокойство, подкрадываясь приступами и посасывая в груди нефизической болью. - Что ж, это началось не сегодня и не после ухода гостей... Нет, все началось несколько месяцев назад, в Венеции, в дни той поездки вместе с Марией..."
- На посошок, Саша.
"Если бы... смогло помочь это дьяволово зелье!.." - подумал Васильев, испытывая страх перед неотчетливой болью, похожей на отчаяние, на предупреждение о чем-то смертельном, страшном, могущем произойти с ним и Марией, что впервые так ощутил он прошлой осенью.
