Неделя в Шаолине подходит к концу, остается еще несколько дней. Видеокассеты заполнены почти до конца, бритье холодной водой и обливание из плошки в темной ванной стали привычкой, в храм заходим почти как домой (сильно сказано, конечно, но вахтеры уже не останавливают), местный климат и китайская диета (обилие овощей и фруктов плюс полстакана красного перца ежедневно) делают движения более легкими, а суставы гибкими. Россия представляется как далекая, диковатая страна, напоенная жирными котлетами, беломором, мрачноватыми комбайнерами, конкретными братками и бескрайними серо-зелеными полями… Нет-нет, лучше так: как далекая таежно-предзакатная даль, заполненная родными уютными девятиэтажками с горячим душем, стройными длинноногими блондинками на голубых мерцающих экранах, кондитерскими и бескрайними, бескрайними, бескрайними серо-зелеными полями…
Со временем начинаем понимать, что фактически сейчас существует два Шаолиня, каждый из которых живет своей отдельной жизнью, как две стороны монетки, как Инь и Ян. Первый – Шаолинь официальный, доступный туристам, журналистам и фотографам. В этом Шаолине преобладают молодые монахи, честолюбивые и гордые, монахи лишь номинально, скорее – спортсмены. Этот Шаолинь полон экзотики, красивых, заново отреставрированных залов с позолотой статуй и красным бархатом алтарей, полон показательных выступлений с хореографически грамотно поставленным ушу. Это платное обучение, зарубежные семинары, глянцевые обложки журналов, это политика и бизнес. Этот Шаолинь всегда открыт посторонним – были бы деньги.
Второй Шаолинь в тени. Его непросто увидеть, еще труднее туда попасть. Это то, что осталось от прежнего, древнего Шаолиня, его суть и основа. Это старые монахи, еще помнящие времена культурной революции, это буддийские службы дважды в день – в пять утра и в пять вечера, это традиционная техника кунфу – внешне не слишком впечатляющая, но зато тесно связанная с медитацией и буддийскими принципами. В этом монастыре нет места карьере и наживе, здесь учат смотреть внутрь себя, а не гоняться за множеством вещей. В этом монастыре, как ни странно, не так много романтики и экзотики – много кропотливой работы и терпения, зачастую без известности и признания.
Порой на тренировке у нас возникает чувство отчаяния – кажется невозможным правильно сесть в ту или иную стойку, кажется, что одной жизни не хватит для овладения очередным хитроумным приемом, что никогда нам не достичь легендарного мастерства великих учителей прошлого, что умели стоять на одном пальце, взглядом разрывали яблоко, в одиночку справлялись с толпой вооруженных противников… В такие минуты мы вспоминаем старого Ши Ян Шаня – ведь он совсем не тренировал кунфу, не убивал тигра ударом кулака, не выдерживал, как знаменитый кореец Ояма, по двести боев подряд… Нет, он просто каждое утро встает на службу, а днем отбивает в чашу поклоны туристов. Однако в его глазах мы видим недоступное нам пока спокойствие, он счастлив в своей нехитрой жизни, он что-то понял такое, что мы в спешке упустили…
