Почему мне никто не покупает?
Потому что моему папе на меня наплевать, только говорит, что любит меня, а на самом деле это не так. Он подарил мне эту дурацкую лодку из Венеции, и ту поставили на телевизор. И запретил даже прикасаться к ней.
Я очень хотел хотя бы одну команду. Если бы отец Сальваторе подарил ему еще четыре, я бы ничего не сказал, но их было восемь. Теперь всего у него двенадцать.
Если у него будет на одну меньше, что это изменит?
Я прокашлялся и пробормотал:
– Ты не мог бы подарить мне одну?
Сальваторе поднял брови и начал ходить по комнате. Потом сказал:
– Извини, я бы тебе ее подарил, но не могу. Если папа узнает, что я тебе ее отдал, он рассердится.
Это была неправда. Когда это отец проверял его игрушки? Сальваторе был жадиной.
– Понял.
– И потом, зачем тебе? Ты и так можешь приходить сюда играть, когда хочешь.
Если бы у меня было что дать ему взамен, может, тогда он мне бы ее отдал. Но у меня ничего не было.
Хотя нет, кое-что все-таки имелось.
– Если я тебе открою одну тайну, ты мне дашь команду?
Сальваторе искоса посмотрел на меня:
– Какую тайну?
– Невероятную тайну.
– Не существует тайны, которая стоила бы команды.
– Моя стоит. – Я поцеловал кончики пальцев. – Клянусь!
– А если это окажется ерунда?
– Не окажется. Если ты скажешь, что это ерунда, я тебе верну команду.
– Меня не интересуют тайны.
– Я знаю. Но такая… Я никому ее не рассказывал. Если ее узнает Череп, он подскочит от восторга до небес…
– Ну и расскажи ее Черепу.
Но я уже был готов на все.
– Я бы взял даже «Виченцу».
У Сальваторе чуть не вывалились глаза:
– Даже «Виченцу »?
– Даже.
«Виченцу» мы ненавидели. Она была невезучей. Если ты играл ею, проигрывал обязательно. Никто из нас двоих никогда не мог выиграть с этой командой. К тому же у одного из игроков не было головы, другой был весь склеенный, а вратарь – согнутый.
Сальваторе задумался на мгновение и наконец уступил:
– Согласен. Но, если это полная ерунда, я тебе ее не дам.
Вот так я ему все и рассказал. О том, как я упал с дерева. О яме. О Филиппо. О том, какой он сумасшедший. О его больной ноге. О вони. О Феличе, который его сторожит. О папе и старике, которые хотели отрезать ему уши. О Франческо, который бросился с обрыва с расстегнутой ширинкой. О матери в телевизоре.
Обо всем.
Я испытывал ощущение приподнятости. Как тогда, когда однажды я съел полную банку консервированных персиков. После мне стало плохо, мне казалось, что я вот-вот лопну, в животе у меня было землетрясение, и у меня даже подскочила температура, и мама сначала надавала мне тумаков, а потом нагнула головой в унитаз и сунула два пальца в горло. И я выдал наружу бесконечное количество желтой и кислой тюри. И вернулся к жизни.
