Как ни странно, но, с другой стороны, военные неудачи Ирака помогли Хусейну сплотить вокруг себя нацию. Как только Ирак перестал сражаться на чужой земле, но стал защищать свою, в войсках возродился боевой дух, и моральная стойкость народа необычайно укрепилась. Хусейну удалось избежать позора поражения, и он смог изобразить войну как героическую всенародную оборону, а тем самым и всего арабского мира, против фанатичного и агрессивного врага, который неуклонно отвергал все мирные инициативы. В этом ему помогало всевозрастающее высокомерие революционного режима в Тегеране. Муллы не только с ходу отвергали одну за другой миролюбивые потуги Ирака, но объявили основной задачей войны не только свержение Саддама Хусейна, но и 150 миллиардов долларов репараций и возвращения на родину 100 000 шиитов, высланных из Ирака перед началом войны.
Другим фактором, смягчившим пагубные последствия поражения, была способность режима обеспечить достаточный приток товаров широкого потребления и продолжать щедро обеспечивать родственников жертв войны, несмотря на введение режима строгой экономии. Однако этот успех был результатом не финансового искусства Саддама, а всевозрастающего регионального и международного страха перед исламской республикой, что дало Ираку доступ к международным рынкам и щедрые «займы» у государств Залива.
Задолго до войны Хусейн старательно добивался поддержки своей позиции со стороны арабских государств, особенно в Заливе. Он утверждал, что борьба против режима Хомейни не была ни персональной вендеттой, ни мероприятием одного Ирака. Скорее, это была защита восточного фланга арабского мира против злобного и агрессивного врага. Если Ираку не удастся удержать Иран у ворот арабского мира, он не будет единственной жертвой Иранской революции; персидские фундаменталисты поглотят весь Залив.
Заявления Хусейна о всеарабском деле были уже показаны и прокламированы в его Национальной Хартии от февраля 1980 года, которая пропагандировала, среди всего прочего, коллективный арабский отпор любой агрессии против арабского государства; эти претензии были еще откровенней подтверждены первоначальными требованиями Ирака об окончании войны. Когда 28 сентября 1980 года, менее чем через неделю после начала военных действий, Хусейн в первый раз заявил о готовности начать мирные переговоры с Ираном, его условия, сосредоточенные на невмешательстве Ирана во внутренние дела Ирака, включали передачу Объединенным Арабским Эмиратам трех арабских островов в устье Залива, оккупированных Ираном в 1971 году. Можно только догадываться, стал бы Хусейн настаивать на этом требовании, если бы Иран согласился прекратить боевые действия и свое давление на иракский режим. Ясно, однако, что даже на этой стадии своей карьеры Саддам понимал, как полезно связывать свои личные цели с более широкими арабскими вопросами: это уловка, которую он впоследствии довел до крайности во время кувейтского кризиса. К созданному им образу Ирака как бастиона арабизма государства в Заливе вынуждены были относиться серьезно.
