А пастушка расплакалась и, глядя на своего милого фарфорового трубочиста, сказала:
– Прошу тебя, убежим со мной куда глаза глядят. Тут нам нельзя оставаться.
– Ради тебя я готов на все! – отвечал трубочист. – Уйдем сейчас же! Уж наверное, я сумею прокормить тебя своим ремеслом.
– Только бы спуститься со столика! – сказала она. – Я не вздохну свободно, пока мы не будем далеко-далеко!
Трубочист успокаивал ее и показывал, куда ей лучше ступать своей фарфоровой ножкой, на какой выступ или золоченую завитушку. Его лестница также сослужила им добрую службу, и в конце концов они благополучно спустились на пол. Но, взглянув на старый шкаф, они увидели там страшный переполох. Резные олени вытянули вперед головы, выставили рога и вертели ими во все стороны, а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу:
– Они убегают! Убегают!
Пастушка и трубочист испугались и шмыгнули в подоконный ящик. Тут лежали разрозненные колоды карт, был кое-как установлен кукольный театр. На сцене шло представление.
Все дамы – бубновые и червонные, трефовые и пиковые – сидели в первом ряду и обмахивались тюльпанами, а за ними стояли валеты и старались показать, что и они о двух головах, как все фигуры в картах. В пьесе изображались страдания влюбленной парочки, которую разлучали, и пастушка заплакала: это так напомнило ее собственную судьбу.
– Сил моих больше нет! – сказала она трубочисту. – Уйдем отсюда!
Но когда они очутились на полу и взглянули на свой столик, они увидели, что старый китаец проснулся и раскачивается всем телом – ведь внутри него перекатывался свинцовый шарик.
– Ай, старый китаец гонится за нами! – вскрикнула пастушка и в отчаянии упала на свои фарфоровые. колени.
– Стой! Придумал! – сказал трубочист. – Видишь вон там, в углу, большую вазу с сушеными душистыми травами и цветами? Спрячемся в нее! Ляжем там на розовые и лавандовые лепестки, и если китаец доберется до нас, засыплем ему глаза солью [В старину в комнатах ставили для запаха вазы с сухими цветами и травами; смесь эта посыпалась солью, чтобы сильнее пахла].
– Ничего из этого не выйдет! – сказала пастушка. – Я знаю, китаец и ваза были когда-то помолвлены, а от старой дружбы всегда что-нибудь да остается. Нет, нам одна дорога – пуститься по белу свету!
– А у тебя хватит на это духу? – спросил трубочист. – Ты подумала о том, как велик свет? О том, что нам уж никогда не вернуться назад?
