Корнем своим оно также восходит к ее первой поездке в Италию, которая, насколько я помню, состоялась около двух лет назад. Надеюсь, ты, мой любопытный читатель, простишь мне отсутствие общей картины поездки, и поймешь, почему из двухнедельного багажа впечатлений, частично сообщенного мне Евой, я поделюсь с тобой лишь одним воспоминанием об одном единственном вечере, однако воспоминание это имеет непосредственное отношение к теме, обсуждаемой нами в данный момент.
Итак, вечером одного из тех дней, когда вся группа уехала на экскурсию, Ева решила остаться одна, ибо ей надоели суматоха и шум толпы. На улице было тепло так, как бывает тепло только летними вечерами. Воздух был душным и влажным, лениво разнося звуки происходящей вокруг жизни. Над городом нависло ночное небо. Ева вышла в сад. Настроение ее находилось в том неопределенном, как бы нейтральном состоянии, которое разве что можно назвать неустойчивым равновесием, когда малейшее событие может вмиг склонить его в ту или иную сторону. Ленивый ночной воздух плавно донес до Евы приятную, но совершенно безликую музыку и неловкий шорох рукоплесканий. Поминутно взрывались точно фейерверки раскаты смеха и звенящим эхом повисали в ночи.
Ева прошла к бассейну, откуда доносились эти звуки. На небольшой, наспех сооруженной сцене танцевали несколько девушек. Все они как одна были высокого роста, тонкие, но не худые. Их загорелая кожа приятно отражала блики искусственного освещения. Они двигались не синхронно, и именно их неточные, хотя и очень выразительные движения выдавали то, что они непрофессиональные танцовщицы. Среди туристов были почти что одни немцы. Ева села за свободный столик и заказала стакан апельсинового сока. Представление казалось ей скучным, и это было как раз тем незначительным событием, которое испортило ее до того нейтральное настроение. Она ощутила на себе неосторожный взгляд. В таких случаях самое правильное, что можно сделать, не обращать внимания, но Ева повернулась в сторону соседнего столика и посмотрела в глаза мужчине, источавшему этот назойливый и грязный, как навозная муха, взгляд.
Душа Евы сморщилась от отвращения горящей похоти в глазах этого полу животного получеловека, однако внешне она ничем не выказала отвращения к такой типичной бестактности, и, чтобы чем-то себя занять, начала украдкой рассматривать людей вокруг, но так, чтобы они этого не заметили. Впереди сидели итальянцы: семейная пара с маленьким ребенком. Ева сразу обратила свое внимание на то, какие, должно быть, странные отношения их связывают. Мужчина не выпускал ребенка из рук, а жена не проронила ни слова. Потом к их столику подошел мальчик лет двенадцати, чрезмерно полный для своих лет, и при одном лишь взгляде на него сразу можно было представить, каким он будет впоследствии. Он сказал отцу что-то по-итальянски и взял ребенка на руки, и в этом его движении, которое по-видимому ему часто приходилось проделывать, чувствовалось необычное сочетание нежности старшего и превосходства главного. И наблюдая за этим семейством, Ева со всей ясностью представляла себе их повседневную жизнь, которая была частью этих людей и которые потеряли бы свое назначение, случись им, как тогда, отлучиться от их привычного уклада средней итальянской семьи.
