– И его поймали?
– Как раз в одном доме в нашем же ряду не хватало рабочих рук…
– И что же дальше?
– Да вроде сразу же и умер… Нет, он с самого начала не очень крепкий был… А тут еще, как назло, время тайфунов, вот и перетрудился…
– Чего ж он сразу не сбежал?
Женщина не ответила. Так все ясно, что и отвечать нечего. Не убежал потому, что не смог убежать… Дело, конечно, только в этом.
– А кроме него?
– Да… в самом начале года был здесь студент, он, кажется, продавал книги.
– Коробейник, что ли?
– Какие-то тонюсенькие книжечки, всего по десять йен. В них было против кого-то написано…
– Студент – участник движения за возвращение на родину… Его тоже поймали?
– Он и сейчас, наверное, живет в третьем от нас доме.
– И веревочная лестница тоже убрана?
– Молодежь никак у нас не приживается… Что же поделаешь, в городе платят лучше, да и кино и рестораны каждый день открыты…
– Но ведь не может быть, чтобы ни одному человеку еще не удалось убежать отсюда?
– Почему же, был один молодой парень, которого сбили с пути дружки, и он убежал в город… Кого-то он там ножом пырнул – даже в газетах об этом писали… Срок ему дали, а после сюда обратно вернули, живет, наверное, спокойно под родительским кровом…
– Не об этом ли я спрашиваю! Я спрашиваю о тех, которые убежали отсюда и не вернулись!
– Это давно было… Помню, целая семья сбежала ночью… Дом долго пустовал, и это стало очень опасно, но уже ничего не сделаешь… правда, очень опасно… Если хоть одно место здесь рушится – это все равно что трещина в плотине…
– И после этого, говорите, не было?
– Думаю, что нет…
– Абсурд какой-то! – Жилы у него на шее вздулись, стало трудно дышать.
Вдруг женщина перегнулась пополам, точно оса, кладущая яйца.
– Что такое?.. Болит?
– Да, больно…
Он дотронулся до ее побелевшей руки. Потом просунул пальцы сквозь узел и пощупал пульс.
– Чувствуете? Пульс вполне хороший… По-моему, ничего серьезного. Понимаю, что поступаю плохо, но мне нужно, чтобы вы пожаловались тем, из деревни, которые во всем виноваты.
– Простите, вы не почешете мне шею, там, за ухом?
Застигнутый врасплох, он не мог отказать. Между кожей и коркой песка был слой густого пота, напоминавшего масло. Было ощущение, что ногти проходят сквозь кожу персика.
– Простите… Но правда, отсюда еще никто не выбирался.
Внезапно очертания двери превратились в бесцветную, неясную линию и уплыли. Это была луна. Осколки тусклого света – точно крылышко муравья. И по мере того как глаза привыкали, все дно песчаной чаши приобретало влажную глянцевитость, какая бывает на сочных молодых листьях.
