Наталья вошла под живой навес баньяна и, удивленно и укоризненно глядя то на Брускина, то на Ивана, пошла к ним. Иван тоже заметил ее и замолчал.
- Ну нельзя же так, товарищи! У нас все-таки закрытое партсобрание!возмутился кто-то из старых партийцев.
- Что тебе, Таличка? - стараясь быть как можно более ласковым, обратился к ней Брускин.
Но она не ответила и остановилась.
- ...Потом пошел на империалистическую, а за что воевал - не понимал...
- вновь забубнил Иван.
- Что же вы?! - заговорила вдруг Наталья, вскинув брови, детским голоском, с детской интонацией, укоризненной и капризной. - А причащаться кто будет? Я вас жду-жду, а вы не идете.
- Хорошо, Таличка, хорошо, - боясь расстроить ее, ласково пообещал Брускин. - Подожди немного - мы скоро...
Наталья шла впереди широким шагом, держа в опущенной руке гремящую цепь и помахивая ею, как кадилом. Брускин и Иван шли сзади.
- Ну как, вы уже почувствовали? - негромко, но очень заинтересованно спросил Брускин.
Иван выглядел усталым и озабоченным.
- Чего? - не понял он.
- Уже почувствовали себ большевиком? - допытывался комиссар.
Иван прислушалс к себе и кивнул. И тут же посмотрел на Наталью и нахмурился.
- Не могу я это выносить!
На лице Брускина вновь появилось страдальческое выражение.
- Что делать, Иван Васильевич, что делать... Вы знаете, с моей бабушкой было нечто подобное, когда папу отправили в пожизненную каторгу, а мама умерла... И ничего, прошло... Главное - терпеть и не расстраивать ее. И все образуется, я уверен!
Они часто спотыкались, потому что весь берег был в каких-то ямках. Наталья оглянулась и нахмурила бровки. Брускин и Иван прибавили шагу.
На ровном, разглаженном песке было нарисовано основание церкви: притвор, средняя, - а камнями были обозначены алтарь, солея, амвон. На защитном пулеметном щитке был устроен иконостас: иконками служили маленькие фотографии красноармейцев.
Наталья встала на камушек амвона и спросила нетерпеливо:
- Ну? Что же вы не заходите?
Брускин быстро перекрестился, поклонилс и вошел.
- А ты, Ваня?
Иван вздохнул и сделал то же самое, но на глазах Натальи мгновенно выступили слезы.
- Где же ты идешь, тут же стена! - воскликнула она дрожащим голосом.
Иван еще раз вздохнул, неумело перекрестился и вошел там, где был обозначен вход.
Они стояли перед Натальей опустив головы, как прихожане перед священником. Наталья улыбалась.
- Гриша! - воскликнула она удивленно. - А где же мой крест?
