"Так. Теперь Глеб, – подумал Соловьев, – наверное, он меня уже заждался.
Надо из первых уст узнать все, как было. Надо поговорить с Глебом и сказать ему, что пока надо остановиться и ничего не предпринимать. Выждать хотя бы несколько дней"
Через двадцать минут петляния по московским ночным улицам Соловьев въехал в арбатский переулок, через подворотню загнал машину во двор и затормозил прямо у подъезда. Сунув за пояс пистолет, одернув свою неизменную вельветовую куртку, в которой он любил ходить, когда был не на службе, и спокойно вошел в подъезд пятиэтажного кирпичного дома.
Подойдя к лифту, Соловьев хлопнул себя по лбу: он вспомнил, что Глеб ему не откроет без предварительного звонка по телефону.
– Чертова конспирация, – зло буркнул полковник, вышел на улицу, сел в машину и снял трубку.
Предупредив Глеба, он вернулся в подъезд и поднялся на дребезжащем лифте на пятый этаж. Преодолев один лестничный пролет, Соловьев оказался у нужной двери Она медленно открылась, и Сергей Васильевич вошел в мансарду. В руках у него была кожаная папка банкира Бортеневского В мастерской было полутемно, пахло кофе и коньяком, негромко играла музыка – Как ты, Глеб? – поинтересовался Соловьев.
– Уже все в порядке. Понемногу пришел в себя, – улыбнулся Глеб Сиверов – Ну-ну. Сильно задело?
– Изрядно, – сказал Глеб, вспомнив рану.
– Укол сделал?
– Да, конечно, – Глеб небрежно махнул рукой Соловьев посмотрел на светильник, в котором горела только одна лампочка.
– А чего ты сидишь в потемках?
– Так легче приходить в себя. От яркого света режет в глазах.
Соловьев вспомнил, почему Глеб имел кличку «Слепой» – ему никогда не нравился яркий солнечный свет, зато он как никто другой прекрасно ориентировался в темноте. В темноте он видел так, словно у него на глазах был прибор ночного видения. Соловьев усмехнулся.
– Ты при таком свете, наверное, даже можешь читать?
– Не знаю, не пробовал. Но думаю, смогу.
Глеб поставил на стол еще один широкий стакан и бутылку с коньяком, принес кофейник и две маленькие чашечки.
– Кофе выпьешь? – заглянув в глаза Соловьеву, спросил Глеб.
– И от кофе и от коньяка не откажусь, так как дело почти закончено.
– Почему почти? – Глеб возился с кофейником и говорил, не оборачиваясь к другу.
– Потому почти, что еще не ясно, следует продолжать операцию или нет.
– Ладно, садись, потом расскажешь.
Соловьев опустился в мягкое кресло, в котором только что сидел Глеб, а тот правой здоровой рукой подвинул кресло потяжелее и устроился напротив.
