Написанные наспех и неумело и размноженные в очень ограниченном числе наши контр-прокламации не произвели, конечно, никакого впечатления. Не они могли остановить ход событий - предотвратить назначенную на 9-ое февраля сходку, заранее организованную и подготовленную. Взобравшись в перерыв между лекциями на столы, мы через слуховое окно наблюдали, как в соседний Актовый зал широким потоком вливалась студенческая масса. Слов мы не слыхали, но жестикуляция "их" и наша - недвусмысленно передавала наши чувства друг к другу. На возвышение взобрался среднего роста худощавый и стройный, восточного типа, красивый студент. Он плавно размахивал руками, очевидно, в ритм своей речи, потом умолкал, и тогда начинали говорить другие. То был председатель сходки, студент 2-го курса Церетели, Ираклий Георгиевич, впоследствии депутат 2-ой Государственной Думы и министр Временного Правительства 17-го года.
Конца и эпилога сходки я не видел. Стало известно, что выходивших из университетского двора студентов полиция задерживала и препровождала в соседний Манеж. Там задержанным предоставлена была полная автономия с возможностью избрать даже ректора своего Вольного университета. Им оказался мой будущий приятель, юрист-философ, Меерович, Лазарь Соломонович.
Он быстро приобрел популярность в манеже, как лектор, с одинаковым успехом читавший доклады о Ницше и о математике, о Шеллинге и о венерических болезнях. Студентов держали в Манеже несколько дней, потом стали выпускать: одних совсем на свободу, других выслали "на родину", по месту постоянного жительства, под надзор родных и полиции, наконец, третьих, которых признали зачинщиками, перевезли в бутырскую тюрьму и отправили в административном порядке в ссылку в Восточную Сибирь на три-четыре и даже пять лет.
Такой расправе подверглись Церетели, Меерович, будущие эс-эры Максимилиан Швейцер, братья Будиловичи, Вадим Руднев. Через год всех их, впрочем, из Сибири вернули. О студенте Мееровиче долго еще шла молва в семинарах Новгородцева и С. Н. Трубецкого, как о философе Божьей милостью, знавшем Плотина и патристику по подлинникам, а не по чужому изложению.[LDN1]
Лекции к Пасхе закончились, предстояли экзамены. Даже история римского права, наиболее трудный предмет, и тот требовал только времени, усидчивости и памяти, чтобы студент получил высшую отметку, "весьма". Я без труда сдал все экзамены на "весьма". Приближались летние вакации, и с ними родился план коллективного путешествия по Волге и Кавказу. План возник у представительного Николая Александровича Гейнике, студента-филолога, на много нас старшего. С Гейнике появился на нашем горизонте его коллега по факультету и курсу Херасков, Иван Михайлович. Я познакомился с ними в гостинице "Петергоф", расположенной против Манежа, в которой студенты селились по двое и даже по трое в комнате. Была пирушка по случаю присуждения факультетских медалей и премий за сочинения, - в частности, Хераскову была присуждена премия за дипломную работу о Кондорсэ. Было людно, шумно, дымно, безалаберно, опорожнили несчетное число бутылок пива.
