С природой мне приходилось общаться редко и мало, но всё же, может быть, чаще, чем другим выходцам из той же среды, что и я. Со своими друзьями я поехал в Ярославскую губернию на тягу ранней весной, когда снег еще не сошел с полей. Охотником оказался я неважным: вальдшнепов только видел, но не подстрелил. Впрочем, и Свенцицкий с Шером были не более меня удачливы. Но главное, конечно, было не в добыче, а в атмосфере или процедуре. Хождение с ружьем по талому снегу, опьяняюще-свежий воздух, пронизывающий иногда до костей, и томительное выжидание, когда же, наконец, потянут, и волнение при пролете, охватывающее даже заранее убежденного в том, что он промажет. В заключение возвращение домой уставших, но напоенных озоном "охотников".
В своем внутреннем опыте я пережил то, что знал по описанию Тургенева. Да, Тургенев был прав! И если то, что он изображал, оказалось доступным и мне, а не только природному орловскому помещику или землеробу, значит оно доступно каждому. Тем самым тургеневское творчество приобретало в моем сознании общечеловеческий смысл.
В пасхальную ночь мы почти ежегодно отправлялись в Кремль слушать первый удар в колокол на Иване Великом. Потом мы все целовались, одни следуя религиозному обряду, христосуясь, другие, в их числе я, - из чистой любви к искусству: у нас в семье поцелуи были очень распространены. Когда же ко мне обращались, иногда не без задней мысли: - "Христос Воскресе!", я "агностически" уклонялся от прямого ответа и отвечал: с праздником!.. Из Кремля шли разговляться к Шерам. В этом я принимал самое деятельное участие и к трем часам утра возвращался к себе пешком с Остоженки чрез Кремль на Малую Лубянку, куда мы переселились с Маросейки.
Мы были чужды революции психологически, идейно, социально. Как, однако, мы ни оставались глухи к политике, как ни отворачивались от ее зовов, политика всё же врывалась в нашу непотревоженную жизнь. Мы гнали ее, и не пускали в дверь, она пролезала в окно.
Сдача Боголеповым в солдаты 183 студентов киевского университета за участие в студенческих беспорядках, как выражались одни, или в студенческом движении, по выражению других, ударила сильно по сознанию и совести молодежи. Не осталась безучастной и власть. Предначертанная ген. Ванновскому линия привела в Москве к образованию особой Комиссии для обследования причин, вызывающих недовольство и волнения студенчества, и мер к их устранению. Комиссию возглавил проф. Пав. Гавр. Виноградов, пользовавшийся мировой известностью, как историк.
