Генерал прошел в глубь кабинета, и Мотька только сейчас заметил на хлопчатобумажке полевой формы белесые подпалины соли. Такая же форма и точно такие же подпалины были и у него, у всех водителей батальона, у танкистов и у ребят из мотопехоты на маневрах в Бир эль Тмаде.
Вцепился Мотька в подпалины эти, как в спасенье свое, и не отпускал.
Генерал болтал по телефону, и Мотьке было безразлично, о чем он там треплется. За спиной генерала висела карта Святой Земли.
"От Нила до белесых подпалин соли на рубахах полевой формы, - подумал Мотька. Так говорил полковник Милу и так научили его думать за шесть лет в батальоне. - Там, куда вы привезли танк, граница закрыта".
Мотька почувствовал, что падает глубоко вниз, в ту глубину, в которую не позволял себе спускаться много-много лет. Из самого детства увидел матушку, пожираемую саркомой, огромные карие глаза на узком бледном лице и высоко взбитые подушки. Мать читала запоем романы, курила свернутую в газету махорку и выхаркивала в поллитровую банку с водой смарагдовые островки мокроты.
Бедная мама... Как она хотела, чтобы я читал романы...
- Мотя, - говорила мама. - Покажи дневник.
- Вот, мама, - говорил я и плакал. Так было легче. Мама листала дневник, и ее трясло, как в ознобе.
- Шнур! - говорила мама тихо. - Неси, сволочь, шнур от утюга.
Я опускал шлейки матросского костюмчика и ложился поперек кровати.
Мама хотела, чтобы я стал человеком. Очень хотела...
Но боль не проходила, и силы иссякали, и шнур уже не хлестал, а елозил, и мама обнимала меня крепко, до визга, и протезы зубов иногда выпадали...
- Мотя, - плакала мама. - Ты должен учиться. Ты не должен брать пример с отца. Я не допущу, чтобы ты стал шоферюгой...
Охуительная была мама. Пророчица!
- Эй! - сказал генерал. - Ты где? Тебе кондиционер не мешает? Скажи... Я выключу.
Мотька выплыл из любви покойницы матушки.
- Не надо меня подъебывать, командир, - сказал Мотька.
- Молчать, - крикнул генерал. - Тебе лучше помолчать!
- Я устал, - сказал Мотька. - Почему я должен слушать тебя стоя?
- Садись, - сказал генерал и указал на диван. - Мне все равно.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты уже сидишь, и я позабочусь, чтоб ты сидел долго.
- Нет, - сказал Моти. - Ты не должен этого делать.
- Заткнись.
- Ты не должен так поступать.
- Ты угробил боевую машину.
- Я, - признал Мотька. - Но еврею нельзя так поступать.
- Хохмолог, - сказал генерал. - Гой пристрелил бы тебя на месте. У танка. И я думаю, что поступил бы правильно.
