- Одну минуту, - попросила она и ушла в дом, осторожно прикрыв за собой дверь.
Спенсер повернул голову и посмотрел на убегавшую вдаль дорогу.
- Давайте, гады, выходите, где бы вы ни были, - тихо сказал он.
Дверь вновь открылась, и на пороге показалась Кармен.
- Пошли, - предложила она. - Сюда.
Она провела его с другой стороны дома вниз по ступенькам, и они остановились под сенью громадного одинокого старого дерева.
- В детстве я любила здесь" играть, - сказала Кармен и показала глазами вверх на колышки в стволе, образовавшие грубую лестницу. - Полезли!
- А меня эти штуки вьщержат?
- Еще как! - заверила она.
Спенсер вскарабкался по колышкам вверх, где увидел сбитую из досок площадку, закрепленную на опоре из четырех могучих ветвей.
- Вот видишь, - улыбнулась Кармен, легко поднявшаяся вслед за ним. Все оказалось очень просто.
- Ты прекрасно говоришь по-английски.
- Я занималась английским много и упорно. В нашей семье одни говорят лучше, другие хуже. - Секунду она колебалась, потом все же закончила свою мысль: - Во всяком случае так раньше было в нашей семье. - И она расплакалась.
Спенсер тяжело вздохнул и нежно обнял Девушку. Она тихо плакала, уткнувшись ему в плечо, а он легко поглаживал ее кудри цвета черного дерева.
Потом она отклонилась, вытерла глаза и извинилась:
- Прости, пожалуйста. Я не хотела, но так получилось.
- Ты просишь прощения? За что? Тебе не за что извиняться передо мной.
- Ты искал счастья, а я причинила тебе горе.
- Горе с тобой - это как счастье с какой-то другой.
- О Крис, - проворковала Кармен, - никто никогда не говорил мне такого ни по-испански, ни по-английски.
Он покраснел под ее взглядом и промямлил:
- Вот и хорошо. Я рад за тебя.
Кармен потянулась к нему и крепко поцеловала, и Спенсер прижал ее к своей груди.
26
Мессельер избрал позицию для наблюдения за дорогой, которая вела к ферме Дельгадо, забравшись на пятьдесят ярдов в глубь леса. Прислонившись плечом к стволу дерева, оп обдумывал сложившуюся ситуацию. По его мнению, пока ничего интересного не просматривалось, Француз закурил сигарету и подобно его товарищам, оставшимся на ферме, принялся размышлять над тем, удастся ли кому-то из них выбраться живым из Колумбии.
Естественно, ему не впервые доводилось смотреть в лицо смерти. Далеко не впервые. Он стал вспоминать всех, кого пришлось убить по заданию французского правительства, позднее - по собственной инициативе, в качестве наемника, готового быть слепым орудием в руках любого, кто способен оплатить его услуги.
