— Никогда, в том-то и проблема, — вздыхает Ева. — Мне не приходит в голову искать защиты или опоры на мужском плече. Скорее спрошу мужчину, чем я могу ему помочь.
— Бедные мы, бедные! — стонет Далила. — Кто будет готовить ужин?
— А если я скажу тебе, что пришла в школу по заданию?
— А если я тебе не поверю? Что еще за задание?
— Ну, например, по программе охраны свидетелей, — предложила Ева, а про себя подумала, что не видела охраняемого уже три дня.
— Тогда ты имеешь полное право оттянуться и навредить как следует всей системе образования своим самомнением, наглостью красавицы, профессиональной боевой подготовкой и маниакальной подозрительностью.
— Кстати, о подозрительности. Мне нужно срочно позвонить.
Ева позвонила Кошмару и узнала, что внутренний отдел Службы не ставил систему прослушек и записи в школе и что это вообще звучит смешно. Еще она узнала, что Костя Вольский с матерью дважды посетил деда в больнице, один раз бассейн и психиатра. По утрам он гулял с собакой, один раз ездил с домработницей в магазин. Трижды звонил одноклассникам, последний раз — полчаса назад.
— Значит, — улыбнулась Ева, — завтра он придет в школу.
Первый раз Наденька воспользовалась золотой зажигалкой, чтобы прикурить, когда стояла на улице и наблюдала перемещение осла и лошади в открытый театральный вагончик. Зажигалка услужливо — оправдывая свою дорогую оболочку — откликнулась на движение большого пальца, оживив перед лицом Наденьки теплый огонек. На город опускались сумерки, высвечивая фонарями желтые круги на асфальте, и Наденька вдруг подумала, что ее хорошо видно издалека — фигура женщины в освещенном проеме открытых ворот и язычок пламени у лица. Она огляделась. После обыска Наденька всюду таскала зажигалку с собой, иногда разглядывая ее на сукне пошивочного стола, когда оставалась одна в мастерской.
Она показала зажигалку ювелиру, тот подтвердил золотую родословную, указал на швейцарское качество и назвал небольшой магазин у «Метрополя», где продаются такие же. Сумма, в которую ювелир оценил зажигалку, если бы Наденька вдруг захотела ее продать, испугала до оцепенения. Ювелир это оцепенение понял по-своему, накинул еще полтысячи. Наденька обещала подумать.
Странно, но в этот день Наденька почти не думала ни про осла, ни про лошадь. Притихшая, она сидела на Дощатом полу за левой кулисой, пугая своей неподвижностью рабочих сцены и помрежа, который уже несколько раз проверял ее присутствие на рабочем месте. После второго звонка, когда помреж больше не мог отходить от своего пульта за правой кулисой, Наденька, словно вспомнив что-то важное, понеслась по лестнице на галерею, оттуда — в осветительскую будку.
