«Можешь подежурить вместо меня, так и быть…» — и свалился поперек кровати. Далила тихо стукнула в дверь Евы, вдвоем они осмотрели чисто убранную комнату близнецов, быстро взяли на руки — Далила горевшую огнем Иву, а Ева стойко не спящего Сережу — и до рассвета сидели у окна, прислушиваясь к дыханию задремавших на руках детей. Далила вытирала слезы, Ева чуть слышно пела, вдыхая запах Сережкиных волос, пока тихонько, установленный на минимум, не тренькнул телефон.
— Все будет хорошо, — сказал в трубку Илия, не здороваясь и ничего не спрашивая. — Завтра она заснет, вспотеет и начнет выздоравливать. Не плачь!
— Это Далила плачет, а я пою, — Ева улыбнулась. — Вот, даже улыбаюсь. Как там Италия?
— Мокнет.
— Нашел книгу?
— Нет еще.
— Сколько библиотек осталось?
— Две. И две в Генуе. Вы мне там Кешку нотациями не испортите, мамочки.
Не подточите излишней нежностью его мужской максимализм.
Ева только вздохнула.
— Сколько ему лет? — спросила она за завтраком Далилу. Далила задумалась.
— Мне скоро двенадцать! — объявил с полным ртом Иннокентий.
— Это я слышу уже второй год, — Ева покачала головой, — не бери пример с Илии. Как ни спросишь, все ему «около пятнадцати», видишь, к чему это привело?
— К чему? — Кеша подвинул чашку, Далила, очнувшись, налила кипяток и в полной прострации наблюдала, как сын сыплет — ложку за ложкой — порошок из банки.
— А у тебя… — начала она, не выдержав, но Кеша перебил:
— Ничего у меня не склеится, а ты обещала Илии не делать мне замечаний!
— Это привело к тому, — Ева просто отодвинула банку с какао подальше, Кеша посмотрел укоризненно, — что уже пять или шесть лет ему все пятнадцать и пятнадцать. У других мальчиков уже выросли бороды и усы, а он так и застрял в своем пятнадцатилетии.
— Это все очень просто, — скучным голосом объяснил Кеша. — Другие жизнь прожигают, а Илия созерцает. Он созерцатель.
— Кто он? — Далила удержалась от зевка и, тараща глаза, разглядывала сына с изумлением.
— Созерцатель. Я тоже буду созерцателем.
— А… — начала Далила.
— Если получится, — успел предупредить ее вопрос Кеша. — Это трудно.
Это практически невозможно. То, что для других людей — жизнь от детства до старости, для созерцателя — только короткий миг. Созерцатель не тратит нервы по пустякам, он наблюдает, а не Вмешивается!
— Яблоко или банан? — спросила Ева.
— Яблоко. Вымыла? — Кеша пихнул яблоко в рюкзак. — Литературу я сегодня прогуляю, — объявил он с серьезным видом. — Поеду за бронхолитином в центральную аптеку, а там перерыв с часу, надо успеть до перерыва.
