— Повернись спиной, — попросил один. Наденька повернулась.
— Наклониться можешь? — попросил другой. Наденька наклонилась.
— Одевайся. Ответишь на несколько вопросов.
— Запросто. — Наденьку трясло, но это могло быть и от холода.
Первый вопрос был про зрительный зал. Заходила ли она туда во время спектакля и зачем? Искала серьгу?
Наденьку попросили показать уши. Она показала, и мужчины уставились на нее тяжелыми взглядами.
— А что уши, что уши! — повысила голос Наденька. — Ну, не проколоты. Я серьгу ношу в носу! — Она покачала головой, потрясая серебряной серьгой в ноздре. — И на языке, — Наденька высунула язык и показала еще одну, крошечную, на кончике языка.
— А в пупке у тебя нет серьги, — с бесстрастным лицом заметил мужнина.
Наденька внимательно всмотрелась в его глаза, выискивая иронию, и покачала головой.
— Точно. В пупке нет. Я не извращенка какая-нибудь.
Когда она потеряла серьгу? Вероятно, перед спектаклем. Она помогала сворачивать накидки с кресел. Почему пошла искать в темноте и во время спектакля? Потому что в антрактах ей строго-настрого приказано находиться на сцене и убирать ее, если понадобится.
В этом месте разговора мужчины уставились на совок и веник. Один встал, поднял совок с пола и осмотрел его. Открыл крышку и сразу же отвернулся от резкого запаха.
— Что это за дерьмо? — удивился он, закрывая нос рукавом пиджака.
Наденька злорадно объяснила, что это дерьмо искусства.
Тогда второй сдернул со стены яркую афишу. Посыпались на пол кнопки, и под совок легла глянцевая «Жар-Птица» с радостной улыбкой балерины Любочки.
Совок открыли и потрясли им, высыпая содержимое как раз на детское лицо примы.
Карандашом со стола помрежа мужчины разгребли образовавшуюся кучку. Подумали, стоя в молчании над этой кучкой, и, не попрощавшись, удалились.
Наденька, в изнеможении осевшая по стенке на пол, обнаружила, что вспотела. Вбежавший в кабинет помреж нервно интересовался, что «этим» было надо. Наденька попросила разрешения забрать рабочий инструмент и уйти. Ее рабочий вечер закончен. Не дожидаясь ответа, она взяла веник и совок и вышла из кабинета. Опомнившийся помреж выбежал за нею, крича, что на полу нужно все убрать. Медленно повернувшись и выдержав достаточную для глубокого внимания паузу, Наденька заметила, что не убирает в кабинетах. Только на сцене.
Поставив совок в углу за кулисами, Наденька смотрит на него задумчиво, вздыхает и уходит. Забрав свой плащ, она выбегает в прохладный вечер и тут же приглашается в большой серый фургон. Те самые двое, поскучневшие и даже вроде постаревшие, сообщают ей, что их сотрудница прибыла, и Наденьке придется пройти еще один, но более пристальный досмотр. Чтобы уж наверняка. Чтобы не досматривать весь театр с его углами и закоулками. Наденька не спрашивает, что они ищут, и мужчины интересуются, почему не спрашивает. Наденька вздыхает и выдает с ходу несколько версий. Версия первая. У кого-то из зрителей пропало дорогое ювелирное украшение. Она ползала в зале недалеко от этого зрителя или зрительницы, поэтому ее обыскивают. Версия вторая. У кого-то из балетной труппы пропало что-то аналогичное либо деньги.
