- Меня зовут Анита, - сообщила она.
- А меня - Бернард.
- И чем же вы занимаетесь, Бернард? Мне показалось, что у вопроса более глубокий подтекст: сделал ли я что-нибудь, чтобы помочь ей и другим британцам азиатского, африканского и Карибского происхождения, чтобы как-то облегчить их тяготы? Ну что ж, я написал роман, призванный разжечь воображение читателей, увести их в иные удивительные времена.
- Я писатель. Бернард Келли. Написал роман под названием "Весенняя роса". - На ее лице не отразилось ровным счетом ничего, и я продолжил: - Сюжет из эпохи Возрождения. Искусство, любовь, смерть, революция. С фантастическими поворотами и волшебными элементами неоплатонизма, почерпнутыми у Пико делла Мирандолы и Марсилио Фичино...
- Революция... - задумчиво повторила Анита.
- Сейчас я пишу продолжение под заглавием "Летнее пламя", В этих двух словах...
Поезд дернулся и пришел в движение. Прополз старым прокопченным кирпичным туннелем под Мур-стрит Рингуэй, секунд на десять выкатился под ливень и тут же нырнул в туннель времени - в сплошную кипящую грозовую тучу внутри энергетической арки, перекрывающей оба пути. И вынырнул под солнце мелового периода, в ландшафт без следа человеческой деятельности. Ни суетливых мегаполисов, ни заводов и автостоянок, ни каналов и свалок, и никаких развалин викторианских мануфактур, ставших ныне убежищами гангстеров.
Анита глубоко вздохнула, будто ощутив, что за оконным стеклом и за мерцающей дымкой поля Свенсона простираются несчетные кубические мили незапыленного и незагазованного воздуха.
- Здесь все такое чистое, правда, Анита?
- Чистое?..
Она словно бы взъерошилась и уставилась на меня пристально, оценивающе. А нет ли в словах случайного попутчика намека на расовую чистоту? И какой может быть разговор о чистоте в стране, где все так или иначе полукровки? Только полукровки с белой кожей, в том-то и фокус...
- Воздух там, снаружи, должен казаться сладким... Она хмыкнула, словно подобная мысль городской девчонке и в голову прийти не могла. Я решил, что, вырвавшись из туннеля, она попросту облегченно перевела дух. Может, она задержала дыхание, когда поезд проезжал арку Свенсона - благополучно, как всегда, обыденно, как всегда. Но почему она так напряглась? В первый раз едет сквозь прошлое? И тем не менее предпочла сесть с незнакомым англосаксом. Почему со мной, а не с кем-либо из собратьев-азиатов? Господи, но разве она обязана быть знакомой хоть с одним из них?.. А если мое отношение к ней - тоже расизм, покровительственный расизм: полюбуйтесь, мол, какой я терпимый, каков либеральный...
