– Да, тебе бы в политпросвете лектором выступать, – Маргарита Павловна навела себе чашку слабого чая. – За советскую власть агитировать. Ты бы потянул такое дело.
Вербицкий надкусил бутерброд.
– Я, пожалуй, останусь тем, кто я есть. А к чему ты завела этот разговор? Ну, насчет отъезда?
– Я просто задала тебе вопрос и получила ответ, распространенный и исчерпывающий.
– А не собираешься ли ты сама, – Вербицкий не договорил.
– Да, собираюсь, – Маргарита Павловна оттолкнула от себя чашку, разлив на поверхность стола бледный чай. – Собираюсь, если хочешь знать. И уже давно. На меня здесь никто не смотрит как на Бога. И перспектив у меня никаких. Я уже доросла до своей планки: диспетчер направления. И дома своего у меня не будет. Пусть даже такого дома, за который ещё выплачивать двадцать лет. Ничего такого не предвидеться. Только эта малогабаритная конура, – Маргарита Павловна обвела полным ненависти взглядом кухонные стены. – И тебя, любовничек, я должна делить с музыкантшей. Должна ждать, когда ты соизволишь посвятить мне свой драгоценный вечер или ночь. И мне это надоело. Поэтому уезжаю, лучше уж мыть тарелки вместе с китайцами, чем сидеть здесь на телефоне, как клуша. Ты говоришь: уезжают неудачники. Так я как раз из них, из неудачников, законченных неудачников.
Вербицкий с трудом сохранял спокойствие, чувствуя себя обманутым, сбитым с толку.
– Если хочешь знать мое мнение…
– Свое мнение ты уже высказал, – в глазах Маргариты Павловны стояли слезы. – А решение уже приняла.
– На работе кому-нибудь говорила?
Вербицкий жевал бутерброд. Чего-чего, а таких фокусов он не ждал, он не готов к таким фокусам.
– Нашим барышням только слово скажи, все сразу обрастет дурацкими домыслами. Когда в коллективе столько одиноких и злых баб, лучше держать язык за зубами. Я и тебе не хотела говорить до самого последнего, пока билет не возьму. Как-то само вырвалось.
– И виза уже стоит?
Продолжая жевать, Вербицкий внимательно разглядывал сто раз виденные кухонные полки, бумажные салфетки, вазочку с искусственными цветами.
– Виза есть. Осталось кое-что продать, машину, безделушки разные.
– А квартира?
– За квартирой пока сестра присмотрит.
Взволнованные интонации исчезли, теперь об отъезде Маргарита Павловна говорила спокойно, как о деле решенном.
– Не хочу продавать квартиру. Кто знает, может, придется вернуться. Пять лет грин карты ждать. А кто знает, что случиться за эти пять лет?
Через силу Вербицкий доел бутерброд, который почему-то отдавал сырой рыбой.
