– Рэнди, – сказала она. – Не буду подходить.
– Прекрасно!
– Вот так у тебя было все утро, да? Телефон то и дело трезвонил?
– Может быть, восемь – десять раз. Только и всего.
– Ты что-нибудь выяснил по поводу Маделейн Порлок?
Я рассказал ей обо всех своих звонках.
– Не очень-то много, – заметила она.
– Почти ничего.
– Я кое-что узнала о твоем друге Велкине, но не знаю, какая может быть от этого польза. Он вовсе не член клуба «Мартингал».
– Не будь дурочкой. Я же с ним там обедал.
– Угу. Нью-йоркский клуб «Мартингал», как это принято говорить, взаимодействует с лондонским клубом, который называется «Пойндекстер». Слышал о таком?
– Нет.
– И я тоже. Субчик, с которым я разговаривала в «Мартингале», сказал, что это что-то вроде рабочего соглашения. «Мартингал» взаимодействует с тремя лондонскими клубами, сообщил он мне: «Уайтом», «Пойндекстером» и «Дельфином». Я никогда не слышала ни об одном из них.
– Думаю, что я слышал о клубе «Уайт».
– Как бы то ни было это объясняет, почему Велкин пользуется правами гостя клуба. И все же, я думаю, что он американец.
– И я так думаю. У него акцент, похожий на английский, но он может быть не природным. Может, он усвоил это произношение в начальной школе, – мысленно я вернулся к беседам, которые у меня с ним были. – Нет, он, конечно, американец. Он говорил мне о поездке в Лондон для участия в аукционе, а англичан называл «наши кузены за водоемом».
– Правда?
– Правда. Я думаю, он американец, член одного из лондонских клубов, и он пользовался этим членством для получения привилегий в «Мартингале». Полагаю, это вполне может быть.
– Все может быть.
– Ага. Ты знаешь, что мне пришло в голову?
– Что он мошенник.
– Да, но мошенник, который обвел меня вокруг пальца и одурачил, как мальчишку. Вот какой он мошенник! Господи, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в этом. Как же я мог втянуться в дело, связанное с кражей книги, без всякого задатка? Вдруг вся эта его история начинает разваливаться на глазах как карточный домик! Все эти собачьи байки про Хаггарда и Киплинга, все эти стихи, которые он цитировал мне.
– Ты думаешь, он все это придумал?
– Нет, но...
– Не приставай, Уби! Тебе ведь «жалсберг» не нравится!
Уби было сокращением от Юбиквитес (вездесущий): как известно, так называют русских голубых. А «жалсберг» был всего лишь сыр, который мы жевали. (А не бирманский кот, как вы, может быть, подумали, узнав значение полного имени Уби. Бирманского кота звали Арчи.)
