В последний раз, когда я был за решеткой, все там сходили с ума по Паркеру. Мои коллеги зачитывались всем, что попадало к ним в руки о нем, и ничем не гнушались, чтобы достать такое чтиво. Я могу поклясться, что среди этой компании были уже поседевшие мошенники, которые то и дело цитировали друг другу отрывки о Паркере, особенно те места, где он кого-нибудь калечит. Один «медвежатник», специалист по сейфам, без конца повторял эпизод, в котором Паркер сводит счеты с никчемным парнем-работягой, ломая ему три «жизненно необходимые» кости и оставляя искалеченным в болоте. Этот «медвежатник» стал прямо-таки рабом своей идеи – преднамеренно и обдуманно ломать «жизненно необходимые» кости.
Я как раз добрался до того места в книге, где Паркер наносит срочный визит Хенди Мак-Кею, во время обеда последнего, на острове Преска, в штате Мэн, когда колокольчики над дверью затринькали, возвещая о том, что я уже не один. Я убрал книжку подальше от чужих глаз, пока посетитель приближался к прилавку. Нельзя же забывать об имидже, обладать которым обязаны продавцы антикварных книг: недопустимо, чтобы нас могли заподозрить в чтении всякой дряни.
Это был тучный человек с румяным лицом, с широкой, как у бульдога, челюстью, с редеющими каштановыми волосами медного оттенка, зачесанными назад, на начинающуюся блестящую рыжевато-желтую лысину. На нем были темно-коричневая в елочку куртка из твида с замшевыми накладками на локтях, табачно-коричневый свитер, рубашка цвета загара из оксфордской ткани с отложным воротником на пуговичках по углам, вязаный галстук шоколадно-коричневого цвета. Брюки у него были рыжевато-коричневые из кавалерийской диагонали, а ботинки им в тон. У него были длинный узкий нос и седеющие гвардейские усы. Из-под кустистых, взъерошенных бровей, напоминающих терновник, выглядывали карие острые и холодные глаза, слегка налитые кровью.
Он спросил, скоро ли появится мистер Литзауер, а я объяснил ему, что у магазина сменился владелец.
– А-а-а!.. – сказал он. – Теперь я понимаю, почему мои контакты с ним прервались. Видите ли, я любитель книг и собираю их, а он постоянно сообщал мне о поступлении к нему книг, которые могли бы меня заинтересовать.
– А что именно вы собираете?
– Главным образом поэзию викторианского периода, но – по своему собственному вкусу, если угодно. Я неравнодушен к поэтам, умевшим искусно рифмовать. Томас Худ, Алджернон Чарлз Суинберн, Вильям Маквортс Праед. И, разумеется, Киплинг – моя самая большая слабость и предмет восторженного поклонения.
