Одри завершила запланированную программу и начала исполнять произведения по просьбе зрителей. Кажется, гости в восторге от ее пения.
«…Была спокойная, тихая ночь,
Полная луна мягко освещала
Холмы и долины, когда друзья
В безмолвном горе стояли
У смертного ложа
Моей бедной Лилли Дейк ».
Грустная песня называлась «Лилли Дейк». Ее попросила исполнить одна из женщин. Одри пела с таким чувством, что женщина начала всхлипывать и вытирать слезы. Когда Одри допела песню до конца, еще несколько зрительниц утирали слезы и всхлипывали. Она спела еще несколько песен более веселых, публика развеселилась.
– А как насчет того, чтобы спеть «Мой старый дом в Кентукки»? – попросил мужчина со странным выражением лица – неприязненным и как бы брезгливым. Он не улыбался, словно не умел. Это был Кай Джордан, один из богатых друзей семьи Джеффриз, адвокат из Нью-Йорка, проводивший здесь летний отпуск. Когда Одри и Кая представили друг другу, он поинтересовался, принадлежит ли девушка к «южным бунтовщикам», и хотя при этом засмеялся, Одри почувствовала в его замечании ядовитый сарказм.
– Прекрасно, – согласилась девушка, смело глядя в глаза гостя. Песня «Старый дом в Кентукки» была написана Стефаном Фостером, всем было известно, что она основана на мелодии негритянского спиричуэлс. Кай Джордан бросил ей вызов, она не собиралась отступать. Обернувшись к миссис Джеффриз, Одри попросила наиграть несколько первых нот. Энни Джеффриз так прекрасно играла на фортепьяно, что любая, даже самая обычная мелодия звучала торжественно и величаво.
Одри снова взглянула на Ли, словно бы просила о поддержке. Молодой человек кивнул ободряюще, как бы приказывая не уступать Каю. Она посмотрела на Джордана и начала петь:
«Ярко сияет солнце над старым домом в Кентукки,
Стоит лето и темнокожие веселятся,
Созревает зерно и луга цветут,
И птицы поют весь день.
Молодые люди танцуют в тесной хижине,
Все жизнерадостны, веселы и счастливы.
Но суровые времена уже стучатся в дверь.
И тогда прощай, мой старый дом в Кентукки».
Одри пропела куплет, затем припев и закончила песню:
«Нужно склонять голову в поклоне и гнуть спину,
Куда бы темнокожий не направился.
Еще несколько дней, и все плохое закончится
На полях, где растет сахарный тростник…
Не надо плакать, моя леди, не надо больше плакать!
Мы споем еще одну песню о старом доме в Кентукки,
О старом доме в Кентукки, который так далеко от нас».
Песня снова разбудила тоску о доме, о красивом доме в Бреннен-Мэнор. Одри соскучилась по Лине и по старой толстой Генриетте. Тосковала по отцу. Девушка с раскаянием в душе сообразила, что за месяц так мало думала о них, проводя почти все свободное время с Ли. Песня напомнила о тех, кто остался в Бреннен-Мэнор. Одри глубоко вздохнула, чтобы сдержать горячие слезы, подступившие к глазам.
