Она отнесла трубку от уха, потому что на том конце так заорали, что даже я расслышал:
– Какой к черту налог! Сгорел груз на таможне к такой-то матери! А они налог требуют!
– Это не важно, что сгорел, – мерзким голосом заорала Надежда, – раз получили груз – должны налог заплатить.
В «Пеликане» снова выругались и бросили трубку.
– Вот, видишь, все сходится, это был их контейнер.
– В этом вы меня убедили, – согласился я, – но дальше получается несоответствие.
– А что дальше? Дальше, как ты сам говорил, несчастного мастера по факсам убивают, отбирают у старухи письмо, оно оказывается не то… слушай, только сейчас сообразила – бабка-то жаловалась, что у нее в квартире кто-то шарит, а мы думали, что она из ума выжила на почве потрясения! Так все правильно! Они потом залезли к ней в квартиру и там искали письмо, потому что на почту она больше не ходила, а почтовое отделение ограбить они не решились: там еще с советских времен замки крепкие и решетки, на ночь все опечатывается…
– Ой, будто на почте не воруют!
– Воруют, конечно, – с готовностью согласилась Надежда, – только сами почтовые работники. Посылки вскрывают, а постороннему человеку туда пробраться трудно.
– А дальше директор фирмы «Поллукс» малость запсиховал, потому что операция-то с контейнером хоть и прошла успешно, но бумажку они не нашли, и девушку его кто-то убил.
– Он подозревает конкурентов, то есть «Пеликанов», – подхватила Надежда, – но тут у меня сомнения, потому что зачем им девушку убивать? Из мести? Тогда бы самого Колыванова этого, директора, лучше пришить…
– У директора охрана, а девушка просто так ходит, ее – проще…
– Ну ладно, опять начинаются предположения. Что ты теперь собираешься делать?
– Ничего. – Я пожал плечами. – Буду тихо си деть дома, работать и стеречь бабулю.
– Правильно! – одобрила Надежда. – Хватит уже приключений искать на свою голову. А Громова с милицией, думаю, потихоньку от тебя отстанут. Сами же говорили, что у них на тебя ничего нету.
Как выяснилось буквально на следующий день, в отношении Громовой она сильно ошибалась.
Мы распрощались с Надеждой Николаевной, она отправилась на работу, а я – домой к Околевичу: я давно обещал ему помочь с машиной. Не сказать, что я хорошо в этом разбираюсь, но в качестве подсобной рабочей силы меня можно использовать.
Еще на подходе к его дому меня насторожило слишком большое оживление. И еще со двора выезжала милицейская машина. К милиции в последнее время по совершенно понятным причинам я отношусь настороженно, поэтому я подождал, пока она скроется из виду, и только потом осторожно заглянул во двор.
