МОНОГАМОВ. Не бжиди… Мне гадко. Мне сладко. Мне грешно. Мне свято. Я о-бо-жа-ю тебя! (Внедряется.) Цапля!
ЦАПЛЯ. Кохане, кто ты естешь? Россиянин?
МОНОГАМОВ. Ты – Цапля?
ЦАПЛЯ. Россиянин?
МОНОГАМОВ. Ты – Цапля?
ЦАПЛЯ. Россиянин?
МОНОГАМОВ. Ты – Цапля?
ЦАПЛЯ. Россиянин?
Эти вопросы, прерываемые иногда стоном и счастливым смехом, будут слышаться со сцены из полной темноты все оставшиеся пятнадцать минут антракта, поэтому все зрители, даже любители эротики, приглашаются развлечься, освежиться и пообщаться. Содержательный диалог будет транслироваться во все закоулки театра. Чудные вопли апофеоза вместе со звонком пригласят вас вернуться в зрительный зал.
В пятне лунного света Цапля и Моногамов. Они оправляют свое платье, смущенно и любовно друг на друга посматривают.
МОНОГАМОВ (покашливает слегка формально). Ну-с, расскажи мне, как ты жила, где училась.
ЦАПЛЯ. Чи то правда, же пан зна двадестя осемь ензыков?
МОНОГАМОВ. Теперь уже двадцать девять.
Смущенно оба смеются.
ЦАПЛЯ. Знесен пану яйко.
МОНОГАМОВ. Подумай, прежде чем это делать.
ЦАПЛЯ. Не-не, то юж постановёно.
Где-то вблизи начинает играть гармоника. Сестры Кампанеец поют на три голоса «Налево мост, направо мост, и Висла перед нами».
Вспугнутая Цапля, грациозно подпрыгивая (ну, просто фламинго!) и поднимая крылья, удаляется в темноту. Рядом, фосфоресцируя, как король-олень, движется Моногамов.
Гаснет свет в зале.
Иван Владленыч Моногамов, увы, не знал своих корней. Загадочнее далай-ламы ему казались люди дней совсем не дальних,деды, бабки, не говоря уже про «пра», из тех, что не служили в главке, не укрепляли аппарат.
А между тем, совсем не худо вам, современный человек, извлечь «предулю» из-под спуда, который в свой дремучий век построил велопед из бочек и укатил спокойно в Рим, там поклонился Сайта Кроче и возвратился невредим в свое село, где, сильно выпив, на ярмарке забушевал и приставу за грубый выпад всю бородищу оборвал.
Сними еще забвенья камень и не гони теней взашей. Каков сюрприз – из рода мамы аптекарь вынырнул Эпштейн. Быть может, повредит анкете честнейший этот господин, но пользу приносил он детям, сливал микстуры от ангин.
Копнешь поглубже, человече, и, может быть, увидишь там одно блаженное заречье, в котором жили, не переча, кузнец Абрам и рядом печник Владлен Марленыч Моногам.
Ведь в самом деле за прелюдом вражды паршивенькой одной был некий Мир, а в мире люди, они и нынче все с тобой.
