Старики Ганнергейты прячутся за телевизором. Кларенс вытаскивает свою рацию. Треск, шорох, голоса: «Ахтунг, ахтунг, говорит Ташкент».
Встрепенулись Боб и Лайма.
БОБ (в отцовском пиджаке). Тетя Лайма, сердечно благодарю вас за помощь в сохранении стабильности. В Ташкенте прыгну выше всех. Смотрите телевизор.
ЛАЙМА. Перед лицом разъяренной толпы, мой мальчик, помни, что я твой глубокий тыл.
БОБ. Еще раз спасибо. Привет моим родителям.
Они обмениваются рукопожатием. Боб прыгает через перила.
Лайма выходит за ним вслед.
Из всей скульптурной группы остались в центре лишь Кампанеец, Степанида и дрожащее тело Ивана Моногамова. Все трое переплетены телефонным шнуром. Зиждется посредине величественная Степанида.
Дрожит спина Ивана Моногамова. Кампанеец, боязливо оглядываясь на Степаниду, делает притворно строгие жесты старикам Ганнергейтам: повремените, товарищи!
Глухой голос МОНОГАМОВА.
Цапля! Где ты? Отзовись!
Степанида молча придавливает его голову локтем.
КЛАРЕНС ГАННЕРГЕЙТ {надевает наушники, выходит в эфир).Бреслау, Бреслау… здесь Шварцвальд… швайген… (Плачет.) …Бристоль, Бристоль… здесь Блэквуд… сайланс… Дижон… здесь Форэ Нуар… силанс… (Плачет.) Одесса, Одесса… здесь Чернолесье… молчат… (Рыдает.) Гитлер капут… Сталин капут… Трумэн капут… Черчилль капут… мы забыты всем миром, эксе-ленц… (Плачет.) …ороговение кожи… (Хихикает.) …копытца, рожки, хвостики… (Хихикает.) …батареи садятся… (Плачет.) ах, экселенц, ваше превосходительство… какое было время, эти фирциге яарес… Вторая мировая война! (Плачет, уткнувшись в свою рацию.)
