Бардак | страница 11
Мозг возвращается и я, освободившись от Лехи, сажусь на скамейку. Сквозь остатки сознания пытается пробиться чувство стыда и раскаяния, но и оно захлестывается новой порцией подсунутого наркотика с вином.
Hас тут человек пятнадцать. Всех призывов. Бардак. Что бы сказала Оленька? Я опять с тоской думаю об этой девушке, и мне вдруг хочется быть похожим на нее, на всех женщин: расслабиться, размягчиться, одарить напоследок каждого нежностью и любовью.
Hо сначала надо поссать. Я отхожу в уголок и Зачем-то приседаю на корточки, как женщина. Мне самому интересно и смешно:
В углу одиноко сидит какой-то молодой солдат. Я подсаживаюсь рядом и угощаю его вином.
- Оттрахали? - спрашиваю парня. - Молодой кивает, стыдливо опускает глаза, и теребит рукой большой набрякший член.
- А ты кого-нибудь попробовал? - Теперь он поводит головой из стороны в сторону, а я, как Игорек, прижимаюсь ртом к его "аппарату". Когда член парня достигает наивысшего напряжения, я становлюсь перед ним на карачки и приглашаю в свой зад. Он входит в меня и: О боже! Следом за ним плавно приходит кайф. Что-то он там задевает и меня начинает легко трясти. Мой долго молчавший и болтавшийся член наконец-то поднимается и напрягается донельзя. Кажется он вот-вот со свистом отлетит в неведомые дали. Я обхватываю его рукой, дергаю кожу несколько раз и мы, вместе с "молодым" сливаемся в едином оргазме. Так я сливался с Оленькой. Теперь я - как Оленька, ангел ночи, дарящий ласку. Я чувствую себя невестой, только что испытавшей счастье брачной ночи. Задница приятно зудит, а по телу растекается нежная слабость и сладость кайфа. Hеужели женщины испытывают то же самое? Тогда им можно позавидовать. Почему я не женщина? И зачем мне этот одиноко болтающийся отросток? Вырвать бы его с мясом. А потом? А потом можно будет принимать в себя сколько угодно мужских членов. Ласкать, любить их: Только без войны.
Совокупления, как и мои "философские" рассуждения сменяются выпивками и перекурами. Затем снова повторяются. Вновь парни трахают меня и я, тоже, трахаю кого-то. Это какое-то неистовое сумасшествие. Пир во время чумы. Кажется, Пашка остался единственным, кто в состоянии еще раз кончить. И он делает это мне в рот.
Все. Хватит. Сумасшествие закончилось. Многие, обнявшись, уставшие, заснули тут же, в теплой бане. Я делаю еще один глоток вина. Внутренности мои подкатываются к горлу и я, зажав рот руками, вываливаюсь голый в дождливую ночь: