- Вот оно что! - недоуменно восклицает мой сосед. А мне так и хотелось спросить:
- Ваше преосвященство, а вас лично не крали, не били, не убивали?.. {79} Конечно, он мне ответил бы, что нет, нет и нет... Значит, если мы даже поверим о. Автоному, то мы наверное уж знаем, что хотя бы только из двоих выкрестившихся еврейских мальчиков - одного крали, другого- не крали; одного били, другого не били. Потом у меня заворошился другой навязчивый вопрос:
- А что, если бы, скажем, в Киеве христианский м а л ь ч и к одиннадцати лет перешел бы в еврейство, принял иудейское вероисповедание, что было бы тогда?
Били бы кого-нибудь или не били? Писали бы о еврейском засилии или не писали?
Как жаль, что о. Автоному никто этих вопросов не предложил. Ведь он мог бы, вероятно, нам на них ответить с большой точностью...
XXXIII.
Козаченко.
Посадили Бейлиса в тюрьму... Сидит он, томится, тяжело ему... И вот, тюремное начальство, заботясь о том, чтобы его не обижали арестанты, переводит в камеру "скрывающихся" арестантов. Что же это за люди, что же это за арестанты, которые даже в тюрьме должны скрываться от своих же товарищей по несчастию?
Это те, которые на воле занимались добровольным или служебным сыском, а потом сами проворовались, или, совершив то или иное уголовное преступление, попали, в ожидании суда, в тюрьму. Здесь они чувствуют обыкновенно себя в большой опасности от арестантской среды, которая всегда готова с подобными субъектами расправиться самосудом...
Находясь в тюрьме, эти любители сыска охотно продолжают заниматься тем же своим ремеслом.
В делах расследования уголовных преступлений нередко применяется прием, когда особо интересного арестанта переводят в компанию этих проворовавшихся сыщиков, доносчиков, продажных людей, провокаторов и пр. т. п. молодцов. Поручают, тому или иному лицу подружиться с ним, войти в доверие, а потом... потом дать следствию то, что ему необходимо. {80} Так случилось и здесь. Бейлиса почему-то перевели в эту камеру.
С Бейлисом начинает знакомиться арестант Козаченко, который был на воле, кажется, добровольным, агентом сыскной полиции. Бейлис совершенно вверяется ему. Они сильно "дружат". И вот, Козаченко обучает Бейлиса, как можно через надзирателя снестись с волей, написать письмо жене...
Чадолюбивый Бейлис, которому не давали свидания и который тосковал о семье, обрадовался, сейчас же написал письмо. Вот оно:
"Дорогая моя жена, подателем сей записки уведоми меня, как здоровье ваше и детей, что на свободе слышно, до каких пор я буду безвинно страдать, хлопочет кто-либо за мной или нет, и прошу заплатить за труд этому человеку и напишите мне записку, как и все здоровье твое и детей моих. Мендель Бейлис".
