— Словом, сударь, — продолжала графиня, — я решилась на то, на что прежде никогда не пошла бы… Да, мне никогда не приходила в голову мысль пустить в оборот деньги, поместить их под проценты: это старое понимание жизни, щепетильность, которая теперь, я знаю, кажется немного глупой, но что же делать? Нелегко идти против убеждений, которые впитываешь с молоком матери. Я думала, что только земля, большие имения должны кормить подобных нам людей… Но, к несчастью, большие имения…
Она слегка покраснела, так как ей приходилось теперь признаться в своем разорении, которое она так тщательно скрывала.
— Этих имений у нас больше нет… Нам пришлось многое испытать… У нас осталась одна только ферма.
Тогда Саккар, чтобы избавить ее от смущения, заговорил с жаром, сильно сгущая краски:
— Сударыня, теперь уж никто больше не живет доходами с земли. Прежнее землевладение — это отжившая форма богатства, которая потеряла всякий смысл. Ведь это был мертвый капитал, а теперь мы в десять раз увеличили его стоимость, бросив его в оборот посредством бумажных денег и всяких ценных бумаг, коммерческих и финансовых. Только таким образом можно обновить мир, а ведь без денег, без оборотных средств, без денег, проникающих повсюду, немыслимо ничто; ни применение науки, ни окончательный мир на всем земном шаре… Землевладение! Оно отжило свой век так же, как деревенские таратайки. Можно умереть с миллионом, вложенным в землю, — и жить с четвертой частью этого капитала, поместив его в выгодные предприятия, приносящие пятнадцать, двадцать и даже тридцать процентов.
Графиня слегка покачала головой с бесконечной грустью.
— Я вас не совсем понимаю, я, как уже сказала вам, принадлежу к тому времени, когда таких вещей боялись, как чего-то нехорошего и запрещенного… Но ведь я не одна, я прежде всего должна подумать о дочери. За несколько лет мне удалось отложить некоторую, правда, небольшую сумму…
Она снова покраснела.
— Двадцать тысяч франков, которые без пользы лежат у меня в ящике стола.
Впоследствии, может быть, я стала бы раскаиваться, если бы не извлекла из них никакого дохода, и раз ваше дело достойное, как мне сказала моя приятельница, раз вы будете работать над тем, к чему все мы стремимся, над осуществлением самых горячих наших желаний, то я хочу рискнуть… Словом, я была бы благодарна, если бы вы могли оставить мне акции вашего банка на сумму в десять — двенадцать тысяч франков. Я пришла вместе с дочерью потому, что, не скрою от вас, эти деньги принадлежат ей.
