Животворец отвернулся от пейзажа. Мучительно мычит в надежде преодолеть собственную немоту. Глядит в себя, выворачивает наизнанку, и мир, изображенный им, вправе быть объявлен несуществующим, подобно знаменитой лженауке на букву "к".
Сколь мучителен путь природы! Сколько раз был тупик - и все сначала. Из немо-ты про-рваться к смыслу, сквозь немоту я не мо-гу, а ты? агу!
По-ра пре-рваться.
Но при чем тут вообще Акоп Акопян, маэстро и творец мирозданий, чей поясной портрет я рисую столь невразумительно, будучи не в силах прорваться сквозь не-мо-ту? А при том тут Акоп, что всякая попытка классификации ведет к упрощению, и я пришел сюда вовсе не для того, чтобы раскладывать Акопа по полкам. Так что ответа не будет.
И вообще - что лучше? Быть зеркальщиком или отраженцем? Я так отвечу, предварительно слазив в энциклопедию и сделав на лице хитрую ухмылку: хороший зеркальщик лучше плохого отраженца. И наоборот, разумеется: хороший отраженец лучше плохого. В обоих видах достигнуты вершины мирового искусства. Все жанры хороши - кроме скучного, не мной открыто*.
______________
* Кажется, это говорил еще старик Вольтер (прим. переводчика).
Зеркальщики, как правило, непоседы, их влекут дальние страны, привольные горы. Глаза зеркальщика нуждаются в постоянной пище - поэтому зеркальщик смотрит на мир с голодным блеском во взоре. Почти всегда у него на животе болтается фотоаппарат.
Животворцы, наоборот, затворники, почти все они урбанисты, так как в городе им легче укрыться от посторонних. Животворец углублен в себя. И образ животворный рождается изнутри. Животворец творит свой собственный мир, не считаясь с капитальными затратами души, это тот единственный случай, когда любая экономия души идет во вред создателю. У животворца собственные материалы и свой метод кладки, о котором мастер и сам не догадывается.
Спрашивается вторично: при чем здесь маэстро Акоп?
Вы еще не догадались?
6
Манекен с ширмой. X., м. 130x89, 1975.
Натюрморт. Инструменты. X., м. 60x81, 1976.
Как покончить с невысказанностью? Поворот на 180 градусов. Еще миг - и мироздание исчезнет, поставленное в угол творцом, показывающее отныне изнанку перевернутого смысла.
Я проникаю взглядом сквозь материю холста, вижу судороги земли, муку предметов искусственного происхождения: перчаток, кусачек, табурета, ящика, стола, столба или блюда.
У двухмерного холста является третье измерение, называемое по-ученому, кажется, перспективой, я в этом ничего не понимаю, и не перспектива меня сейчас волнует, но не могу же я в самом деле перескочить сразу из второго измерения в четвертое. Глубина холста прорывается в безбрежность, но это не есть безбрежность ученой перспективы, а глубь самой земли, предмета, послужившего натурой.
